Читаем Клетка и жизнь полностью

В 1962–63 гг. я провел четыре месяца в Америке, в лаборатории Харольда Стюарта в Национальном институте рака в Бетесде. Это была замечательная классическая патологоанатомическая лаборатория с богатейшей коллекцией препаратов экспериментальных опухолей самых различных типов, которые им присылали со всех концов США. Руководитель лаборатории Харольд Стюарт был образцовым примером американского аристократа, высокообразованного и знающего свою специальность — патологию опухоли и общие онкологические проблемы. Я договорился с ним, что займусь изучением всей этой коллекции, что я и делал в течение трех месяцев. Старший научный сотрудник лаборатории Тельма Данн была крупнейшим специалистом по экспериментальным опухолям молочной железы. Она подробно демонстрировала мне свою большую коллекцию этих новообразований. Вообще в лаборатории была исключительно доброжелательная и приятная атмосфера взаимного уважения и желания помочь друг другу. Ко мне Стюарт относился более чем внимательно. Я привез в Бетесду рукописи двух статей, подготовленных мной вместе с Н. Т. Райхлиным и другими сотрудниками нашего московского института. В этих статьях мы подробно описали морфологию предопухолевых изменений при экспериментальном канцерогенезе, вызванном канцерогенным углеводородом, диметилбензантраценом или инертной полиэтиленовой пластинкой. После редактирования английского перевода сотрудниками лаборатории Стюарта обе статьи были напечатаны в журнале Национального института рака. Последний месяц моего пребывания в США был занят поездками по интересовавшим меня лабораториям в разных концах страны. Я побывал в лабораториях Нью-Йорка, Баффало, Чикаго, Лос-Анджелеса и Сан-Диего. Везде я делал доклады о наших работах и подробно знакомился с деятельностью ведущих американских онкологов.

Когда я вернулся в Москву, то, как и полагалось, написал огромный, на 80 страницах, отчет о работах тех лабораторий, которые я посетил в США. У меня взяли в Минздраве мой отчет и предложили пройти в соседнюю комнату, где особый сотрудник попросил меня написать на двух-трех страницах дополнительный отчет для отдела внешних сношений. Здесь меня заело. Я понял, о чем идет речь. «Я же подал отчет в соседней комнате». «Нам нужен другой отчет, — сказал мне этот сотрудник, — за вашей отдельной подписью». Тут меня осенило: меня хотели сделать штатным осведомителем особого отдела. Я, сославшись на усталость после длительной поездки, отказался. Результатом отказа в сотрудничестве была полная блокада моих поездок за рубеж, в том числе на конгрессы и конференции на протяжении 15 лет — даже в соцстраны. Лишь в начале 90-х, когда ограничения на поездки были почти полностью сняты, я смог посетить еще раз США, где увиделся опять с Харольдом Стюартом — он был уже очень болен и не работал. Он вспоминал с удовольствием свой отдел, коллектив. «Хороший был отдел», — сказал он мне, и я охотно с ним согласился. Вскоре после моего визита X. Стюарт скончался.

После снятия «блокады» я посетил несколько европейских стран: Чехию, Словакию, Венгрию; был на конференции в Норвегии, где активно общался с Джорджем Клейном и его женой, Евой Клейн — самыми крупными шведскими онкологами-экспериментаторами. Там я встретился также с китайским другом, онкологом У Минем — когда-то он работал у нас в Москве, и я помог ему тогда защитить докторскую диссертацию. От У Миня я узнал, что наша совместная с Гельфандом книга «Нормальные и неопластические клетки в культуре» переведена на китайский язык, и через некоторое время я получил от него эту книгу.

В Москве у меня в лаборатории и дома бывали многие английские и американские друзья, например Аберкромби, Данн, Кертис и др. Майкл Аберкромби был самым крупным клеточным биологом Великобритании, автором понятия «контактное торможение движения». Прочитав мою работу о заживлении раны в монослое, он предложил Оргкомитету эмбриологической конференции, которая тогда готовилась в Москве, поставить мой программный доклад. В Москве в Оргкомитете этому очень удивились: я не числился среди эмбриологов, — но все же доклад в программу включили. В докладе я подробно рассказал о разрушении микротрубочек антитубулинами — агентами, снимающими поляризацию движений и направление роста клеток, в том числе направленные расхождения митотических хромосом в метафазе митоза. Доклад, по-видимому, понравился, и Аберкромби предложил мне напечатать эту работу в журнале, который он редактировал. Я отправил им статью, и она стала широкоцитируемой в мировой литературе. Аберкромби еще раз специально приезжал в Москву и подробно знакомился с нашей работой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии