Это научное сообщество собралось в корпусе А и заработало в полную силу к концу 1965 года. Однако еще за два года до этого В. И. Агол занялся организацией в МГУ кафедры вирусологии и убедил А. Н. Белозерского хотя бы на время возглавить ее. Г. И. Абелев (иммунология), В. И. Агол (вирусы животных), И. Г. Атабеков (вирусы растений), Ю. М. Васильев (клеточная биология), Т. П. Тихоненко (бактериофаги) — вряд ли какая-либо другая биологическая кафедра в МГУ могла похвастаться тогда таким звездным составом профессоров. Не по титулам и званиям, а по глубине знаний, лекторскому таланту и, главное, по умению заразить молодежь своим энтузиазмом и любовью к науке. Кафедра сразу стала чрезвычайно популярной, конкурс при зачислении на нее был огромный. Злые языки говорили, что на кафедре вирусологии у студентов развивают исключительность. Но ведь только так и можно было привить молодежи желание полностью отдать себя научному поиску. И неудивительно, что ученики молодых профессоров кафедры, в том числе и Ю. М. Васильева, добились впоследствии таких впечатляющих успехов в науке.
В корпусе А Юрий Маркович организовал небольшую, активно работающую лабораторию, тесно связанную с его основной лабораторией в Онкоцентре. Вместе с отделом Ю. С. Ченцова она образовала ядро исследований по клеточной биологи в будущем Институте физико-химической биологии им. А. Н. Белозерского. Ю. М. Васильев часто выступал на семинарах и конференциях института, и для нас, химиков, его высочайшего качества микрофотографии и, в особенности, микрофильмы были настоящим откровением: клетки жили, двигались, взаимодействовали друг с другом по каким-то ведомым только Васильеву правилам, образовывали ансамбли, перерождались в раковые. Незабываемы также блестящие лекции Ю. М. Васильева на Школах по фундаментальным проблемам современной биологии и медицины, которые Институт им. Белозерского с конца 1970-х гг. регулярно проводил в медицинских вузах различных городов страны. «Вот нам бы таких профессоров!» — с завистью говорили наши коллеги из этих институтов.
В последние годы жизни Юрий Маркович бывал в Московском университете редко, но он оставался с нами до самых последних своих дней.
Научные потомки Васильева
Владимир ГЕЛЬФАНД. Доктор биологических наук; профессор, отдел клеточной биологии Медицинской школы Северо-Западного университета (Чикаго, США).
Я рад что Элина Наумовна убедила меня написать эту заметку. Это дало мне случай остановиться, подумать о прошлом и вспомнить своих учителей. Как я сейчас понимаю, мне с учителями очень повезло. В моей советской и постсоветской жизни их было двое, Юрий Маркович Васильев и Александр Сергеевич Спирин. Трудно себе представить более непохожих друг на друга людей. Юрий Маркович был поэтом клеточной биологии. Он по-детски восхищался красотой клетки, и это ощущение, которое я перенял у него, до сих пор является одним из самых сильных стимулов в моей собственной работе. Александр Сергеевич был полной его противоположностью. Он мыслил исключительно строго, работал очень точно и всегда планировал опыты (и многочисленные контрол и), которые, по возможности однозначно, отвечали на четко поставленные вопросы. Юрий Маркович научил меня, чем заниматься в науке, а Александр Сергеевич показал, как это надо делать.
Я попал на семинар к Ю. М. очень рано, на первом курсе, и сразу понял, что хотя я учусь на мехмате, я хочу заниматься биологией. Ю. М. показал мне, насколько красива биология, и я никогда не жалел о сделанном выборе. Не жалею и сейчас, после пятидесяти лет в биологии. Восхищение от того, что ты видишь вещи, которые до тебя никто другой не видел, — это чувство, которому меня, да наверняка не только меня, научил Васильев.
Первый год на этом семинаре мы учили бактериальную генетику по русскому переводу Франсуа Жакоба «Пол и генетика бактерий». Я сейчас не очень понимаю, зачем Ю. М. решил заниматься с нами по этой книжке. Подозреваю, что он думал, что для кучки юнцов с мехмата строгая бактериальная генетика будет более привлекательной, чем более аморфная клеточная биология, а студенты с биофака протестовать особенно не будут. Не исключено, что он сам решил ее выучить с нами вместе. Однако вскоре мы переключились на эукариотические клетки, которые я любил гораздо больше. Семинар наш просуществовал много лет и оказал очень большое влияние на целое поколение клеточных биологов, рассеянных сейчас по всему миру.