Кленовый лист

- И рады бы здесь закончить еще те свои старания, господин Рашевич?

- Бруно Рашевич, - энергично дополнил агент. - Но если вы только политэмигрант в Португалии, позвольте вас числить за мной только как… поляка. Ибо на дружбу коммунисты слишком скупы.

- Что же, пожалуйста! Но дружба даже в эмиграции, да еще, как вы смело определили, по собачьей памяти, - согласитесь, господин Рашевич, обязывает к чему-то большему, чем только числить за собой и требовать регулярно явок на регистрацию.

- Абсолютно правильно. Правда, я с вами проехал поездом аж от Кримбры. Зачем вы мне здесь? Но проклятая привычка.

- Сочувствую.

- Нет, серьезно: недоедал, недосыпал. В этом городе встретить поляка это же счастье, согласитесь. Если же, вижу, не имеете, где остановиться, трижды рад. Живу… одиноко, жена с дочерью остались в Кракове. Живы ли…

- Понимаю вас. Многие поляки сейчас не досчитаются ни жен, ни детей, - посочувствовал Лужинский. - Что касается квартиры спасибо, не хочу мешать.

- Глупости, извините, - совсем просто заговорил Рашевич. - До утра еще успеем заснуть. Затем давайте заключим джентльменское соглашение!

- Какое именно? - насторожился Лужинский. У него уже совсем отлегло на души. Не будет же этот Рашевич арестовывать его в чужой стране. Да и не было за что.

- По истечении войны пан Станислав… посетит меня в Польше. Ну хотя бы в Кракове, где мы и договоримся о наших взаимоотношениях. Согласны?

- И вы меня как коммуниста тогда отдадите в руки закона, собственно беззакония?

- Необязательно. Кондиции послевоенные нам сейчас неизвестны. Во всяком случае…

- Господин Рашевич будет иметь на мне очко?

- Абсолютно правильно.

Это избитое «абсолютно правильно» в языке полицейского не говорило о солидном уме. Но в условиях этой встречи Станиславу было не до тонкостей.

- Ладно. Пожалуйста, я согласен. Это очко господин Рашевич будет иметь. Только условие, пока мы оба эмигранты, быть только поляками. Обещаю не доставлять хлопот господину Рашевичу своим пребыванием здесь. А в Польше, в первый же день возвращения в Краков, напомню вашей… той памяти о себе.

На том бы и закончили. Пожали друг другу руки. Но ночь еще не прошла, и Лужинский должен был снова ходить по улицам чужого города, дожидаясь утра.

- Господин Станислав не имеет же в этом городе пристанища. На условиях абсолютного доверия предлагаю отдохнуть у меня.

- В полиции? Однако господин Рашевич не совсем полагается на свою ту… память.

- Абсолютно искренне… и для вас совершенно безопасно. Есть здесь пристанище. Нас, поляков, так мало в Сетубале, такая скука. В Кримбри нас несколько, приживаемся, привыкаем. Кстати, пан Станислав будет туда ласково давать нам о себе знать.

Да он достаточно самоуверенный нахал. Но… что выберешь лучше в этих критических условиях?

- Открыткой или как?

- Абсолютно можно и открыткой. Да мы еще договоримся здесь. Зайдем… - указал на здание полиции порта Сетубал.

Молниеносные мысли на какой-то миг даже вскружили были голову. Лужинский решал: бить или просто повернуться и скрыться за углом? Немного неуклюжий от жира Рашевич не успеет достать револьвер - видимо же, он у него есть.

- К сожалению, как видите, - перебил те намерения Рашевич, - наша контора находится здесь, при полиции. Служу в пароходстве. Кельнером в ресторане.

- Хе-е! - вздохнул Лужинский. - Почему бы сразу не сказать, уважаемый господин Рашевич, я думал, что вы, как рыбак, выводите щуку из глубины.

- Ха-ха-ха! Щуку из глубины! Но и официанты ресторанов в нейтральных странах…

- Тоже шпионят?

- Абсолютно нет, но… работать так работать!

Он собственным ключом открыл дверь рядом с парадным входом в полицию и, посторонившись, ввел своего гостя в небольшую, довольно заброшенную комнату. Мигнул свет. Лужинский осматривал комнату, стоя на одном месте. При свете она показалась почти не обжитой. Старый диван с латаной кожей, напротив под стеной - кровать, застеленная только одеялом. Икона Богоматери в почерневшем золоте, старый стол, накрытый новенькой клеенкой.

- Ужинать ничего нет, - сказал хозяин. - Будем закрываться или нет?

Почему он об этом спрашивает? Неужели до сих пор убеждает в своей искренности к мирному земляку-политэмигранту. Лужинский только махнул рукой. Это могло означать, что ему все равно! Кому здесь нужны двое незаметных поляков?..

И сел на диван, задумавшись. Покоя не было. Если этот Рашевич работает здесь, в соседнем помещении портовой полиции, то он гениальность! Даже Лужинский, битый конспиратор, готов был поверить в безвредность этого перемолотого эмиграцией человека.

- Делайте, как всегда. Вы же здесь хозяин, - только и сказал, почувствовав страшную усталость.

Лужинский еще спал, когда хозяин комнаты проснулся и, не залеживаясь, начал одеваться. Услышав это, вскочил и Лужинский.