Кленовый лист

- Прошу извинить, я не есть ваш знакомый. Моя фамилия Крашевский, Ян Крашевский - политэмигрант.

Женщина наклонила голову, мол, буру во внимание. Обошла столик и села с другой стороны. Рассудительный гость констатировал для себя, что женщина в своей жизни достаточно принимала визитеров. Она и не пытается как-то скрыть свою роль резидента. Ведь она, мол, резидент не какого-то там второстепенного государства…

- Вас я посетил по совету… знакомых. Собственно, хочу просить хотя бы совета, как попасть мне на счастливый, избавленный этих ужасов войны заокеанский континент. Буду очень благодарен, мисс Гревс, за этот дружеский совет и помощь.

Лужинскому не впервой было говорить всякую чепуху, навязывая разговор. Иногда с первых же слов он ловил малейшие движения брови, губ, глаз собеседника и по ним знал, верят ему или нет. Эта женщина, не моргнув глазом, не меняя позы, смотрела ему прямо в глаза. Чувствовал, что не хватит его в этом поединке, но ведь и она не каменная. Где-то же настанет ее очередь сказать хотя бы одну фразу.

- Как вам известно, Европа сейчас пылает в огне войны. А что будет потом, трудно себе даже представить…

- Потом… могут быть коммунисты, что же тут думать, - изрекла достаточно тихо и удивительно нежно. Осуждает она такую перспективу или радуется ей?

- Господи! - искренне воскликнул Лужинский, выискивая самую дипломатичную середину. - Вы, видимо, шутите или, может, пугаете. Ведь польский народ…

- Нация, а не народ! - самоуверенно возразил тот же нежный голосок женщины. - И показалось Лужинскому, что в результате проверки посетителя хозяйка осталась довольна. Верит ли словам, трудно понять. Но худшего не предполагает.

- Народ, нация… Знаете, в наше время, извините, трудно уже различать эти понятия. Гитлеровские войска, к сожалению, не очень доискиваются, скажем, крайних элементов, а обижают всех подряд. Даже искренних поляков.

- К сожалению, к сожалению. Это правда. Но что же могу я, обычная женщина?

- С другого континента, - подсказал Лужинский, почувствовав силу, как боец в поединке, побеждая сопротивление врага.

Улыбнулась. Энергично встала и, достав сигареты и принадлежности для курения, подала это все на стол. Гость с благодарностью принял сигарету. Не зажигая ее, ждал.

- Что бы вы хотели? Инженер, ученый, литератор?

- Инженер, прошу покорно. В Кракове оставил незаконченный проект одной заводской… да это, собственно, не имеет значения. Мне бы надо лишь какой-то зацепки, - Лужинский тоже пристально всматривался в глаза хозяйки. - Только бы зацепки. Кстати, мистер Адам Безрух посоветовал мне…

Хозяйка вскочила со стула, подошла почти вплотную к поляку.

- Вы знаете Адама Безруха?

- Отлично знаю. Это один из моих закадычных друзей. Он остался там… Такие люди пока что нужны именно там, - чуть не вздыхая, мечтательно грустил гость. Слово «там» он произносил столь определенно, что хозяйка и не спрашивала, что же посоветовал ему Безрух.

Повернулась, заламывая одной рукой пальцы на другой.

- Давно вы видели Адама Безруха? - спросила уже совсем другим тоном. «Безрух» прозвучало для нее как пароль, и Лужинский почувствовал еще больше уверенности в себе: с этим именем он может тут говорить, расспрашивать, даже требовать.

- В день передачи одной радиограммы на ваше имя я попрощался с Адамом, а потом… как видите.

- И больше?

- Ни разу. Он же, наверное, вернулся туда… Те его друзья были при нем. Именно благодаря им я и попал в эти благословенные края.

Таки зажег сигарету и тоже поднялся со стула. Он здесь уже не случайный проситель. Имя Безруха оказалось неотразимым ходом в этой сложной игре. Но игра еще только начиналась. Чувствовал внутреннюю дрожь. Ниночка, вот-вот вынырнет на поверхность из такой ужасных бездны.

- Но это было давно, мой милый мистер Рашевский. И телеграмма, к сожалению, была последней.

- Как последней? А ребенок генерала Андрея Дорошенко? - ответил гость, оставив обходные маневры.

Собеседница не торопилась с ответом. Только и заметил по побледневшим устам, как она пыталась пересилить впечатление. Только когда гость подошел к задумавшейся в очевидном упадке резидентке, она, до сих пор как-то проверяя гостя, решилась:

- Короче говоря, эта запутанная игра Адама сошла на нет. Ребенок требовался до войны, пока велось дело о генерале, отце девушки, и живой был Жозеф Бердгавер. Война началась почти одновременно с выполнением этого предварительного плана разведки. Ребенок стал не нужным, как и сам Бердгавер…

- Так он умер? - Лужинский едва вспоминает это имя, единственный раз услышанное из уст Марии Иосифовны.

- Умер ли уже, или еще жив - это дела не меняет. Он в Дахау, а оттуда разве что его пепел ветром выдует из крематория. Итак, ребенок, как видите, не нужен. Гестапо, может, и нуждалось в нем для… допросов и своих профессиональных дел с Бердгавером в Дахау. Теперь уже идет война. Правда, у ребенка есть еще его родная мать - жена советского генерала, которым теперь могут интересоваться уже другие круги обоих континентов…

- Значит, ребенок…