- Тут, в крайнем доме, остановитесь. Хорошие люди, тоже рыбаки, родственники брата. Хозяин уже инвалид этой войны, протез ожидает от государства, а сам деревяшку себе смастерил и даже на рыбалку ходит с нею. Вот увидите, хороший человек.
- А мы не повредит людям?
- Ого, еще как! - воскликнул гондольер. - Но мы зайдем к нему не с дороги. Давайте вот сюда, перепрыгнем овраг и проберемся от усадьбы.
Инвалида на неуклюжей деревяшке встретили еще во дворе. По-родственному поздоровался с гондольером, подал руку и Лужинскому.
- Брат в полете, не знаешь? - спросил гондольер. Инвалид тотчас осмотрел Лужинского с ног до головы и улыбнулся себе в усы.
- Кажется, сегодня отдыхает. Вся авиация теперь перебрасывает войска. Не усидели наши на африканском побережье… Но он, кажется, вновь при фирме.
Какое-то и свое слово хотелось бы сказать Лужинскому о тех авантюрных операциях фашистских десантов на африканском побережье. Но из осторожности и предусмотрительности промолчал.
Когда эти двое отошли, Лужинский вошел в тень сарайчика. Приятели не стояли на одном месте, что-то горячо доказывали друг другу. Только когда возвращались от сарая, Лужинский услышал, как хозяин в последний раз с упреком сказал: «Он мне будет рассказывать!..»
- А французский язык вы знаете? - спросил инвалид, а не окончив ту фразу.
- Совсем плохо. Знаю немного английский.
- Английский… - рассуждал инвалид. - Английский Дук тоже немного знает, но он… Но хорошо, что и так.
- Все же я вполне пойму и француза, - торопился Лужинский как-то угодить людям, имеющим с ним столько хлопот.
- Словом, заходите в дом. Скоро обед. А я пошлю мальчишку. Лаверна обещал мне трубочного табака. Может, привез.
Что и когда говорили эти люди с тем летчиком, Лужинский не знал. Терпеливо и настороженно пересиживал эти несколько дней. О связи пока и не заикался, когда так охотно берутся люди перебросить его в Сетубал. Его только скупо информировали, что летчика не пришлось долго уговаривать. Лаверна охотно согласился, но вылететь с ним Лужинскому повезло только на девятый день тоскливого укрытия у его родственника и друга-инвалида.
- Ситуация сложная! - уверял инвалид. - Почти ежедневно какие-то тревоги, иногда обыски.
Наконец, Лаверна зашел накануне дня вылета и забрал Лужинского к себе.
- За нами придет авто этой компании.
- Авиакомпании? - спросил Лужинский, ориентируясь.
- Компания ресторанов Ниццы вновь наняла наш самолет… - летчик немного помолчал, что-то обдумывая. Затем достал из кармана бумаги. - Итак… - еще немного помолчал, остро вглядываясь в Лужинского. - Брат заверил, что… я могу довериться. Здесь все с бумагами. Вы же боец интернациональной бригады?
- Да. Один из младших офицеров интернациональной бригады, как и Каспар Луджино.
- Ясно. Отныне вы служащий компании ресторанов Ниццы и называетесь… Как тут, - развернул бумаги, прочитал: - Вольдемар Зитцмайер. Помните: вы немец Зитцмайер, говорите исключительно на немецком языке. Как он у вас, не выдаст? - засмеялся, отдавая документы.
- О-о! Битте зеер, майн либе фройнд!
Летчик удовлетворенно улыбнулся от такого натурально картавого похищения отдельных звуков в произношении.
- Прекрасно! Только на немецком, помните. Другими языками не пользуйтесь, хотя бы и знали. Значит, компания ресторанов Ниццы отправляет вас в Опорто, провинция Дору в Португалии. Воздушный корабль берет на борт две тысячи условноконьячных и ликерных бутылок. Понятно? О приеме на самолет груза расписываетесь вы. Можете покапризничать, потому что груз уже на самолете. Но… расписывайтесь, я сам его считал, принимая, и вас поносил последними словами за неявку на прием груза. Что там везем, вы уже и не интересуйтесь, коньячные бутылки… В Опорто усердно сдаете груз, деретесь за каждый ящик. И принимаете на борт коньяки, теперь уже настоящие коньяки, ликеры для треста.
- Потом?
- Потом меня и компанию уже не будет интересовать, что вы с собой сделаете. Конечно же, эти документы вам в дальнейшем вряд ли пригодятся - немец не у дел вызывает всякие подозрения. Но смотрите сами. Мы пойдем с вами в ресторан, как только примем груз на самолет. А из ресторана я уже вернусь на самолет сам. Вы готовы и полностью меня поняли?
- Да, - коротко бросил поляк.
На частный аэродром они прибыли заранее. Экипаж самолета отрапортовал пилоту о готовности к вылету.
- Должен проверить груз, - резко вмешался Лужинский подчеркнуто берлинским произношением.
- Но мы… Мы приняли точно по акту сдачи, - оправдывался бортмеханик самолета.
- Да, господин Зитцмайер. Я лично все проверял при приеме груза. Вот акт, пожалуйста.
Бортмеханик достал из кармана акт и подал Лужинскому. Тот молча закурил сигарету, Лаверна даже не сдержал довольной улыбки.
- Зер гут! - сказал «немец», не беря в руки тот акт и читая его из рук бортмеханика. Затем кивнул: с формальностями покончено.