И вот я уже готов пройти на посадку и уже попрощался с Риди и Селестой Парлор, они уже отправились в бар. Хелена здесь, со мной, я сжимаю ее руку, хочу остаться, но должен идти. Я не способен говорить и поэтому просто смотрю ей в глаза – в надежде, что она сама сможет прочесть там все, и с опаской, что ничего, кроме страха и тревоги за моего старика, она там не увидит. Я вспомнил, как однажды она сказала мне, что хотела б побывать в Лондоне. Я разразился тирадой, что Лондон скучный, разрекламированный, подавляющий, снобский город и что, если говорить об Англии, значительно интереснее было бы побывать где-нибудь в Лидсе или Манчестере. Ленивое спокойствие туриста, звучавшее в ее фразе, меня просто взбесило. Конечно же, я обрушил на нее собственные неврозы, последствия неудач. Это было простое, абсолютно невинное замечание, а я повел себя как грубый самодур, как часто бывало с девушками, с которыми у меня были слишком длительные отношения. Обжираясь наркотиками, я схуиебился до маленькой, конвульсивно подергивающейся злобной ракушки. Нет, даже это объяснение никуда не годится. Наебнулась моя голова, а наркотики просто помогали с этим как-то жить.
Она крепко обняла меня. Она вся такая начищенная и мытая, а я всегда так зубоскалил на эту тему, а на самом деле мне это в ней ужасно нравится. Я знаю, что она делает все это потому, что считает себя обязанной, что это ее прощальный кадр и что скоро она скажет мне, что все кончено. Плавали, знаем, большего я и не заслуживаю, но я не хочу, чтоб все было как раньше. Она говорит:
– Я позвоню твоей маме и скажу, что ты вылетел. Постарайся позвонить ей из Бангкока, но если почувствуешь, что ты все еще в ахуе и твой звонок ее только расстроит, позвони мне, а я позвоню ей. Карл, тебе правда пора.
Она отходит, и я чувствую, как ее руки выскальзывают из моих, и в сердце резко и больно кольнуло.
– Я позвоню тебе. Мне нужно много чего тебе сказать… я…
– Иди, тебе пора.
Как контуженный, я прошатываюсь мимо охранников, оборачиваюсь посмотреть, смотрит ли, но ее уже нет.
Эдинбург, Шотландия
Четверг, 0.41
Горьку ягоду – я одна
В свое время Катрин вовсю употребляла кокаин, но экстази не пробовала ни разу. Она проглотила горькую таблетку и почувствовала пробежавшую по телу неспокойную дрожь.
– И что теперь? – спросила она у Рэба Биррелла, разглядывая растущую толчею в клубе.
– Подождем – увидим, – подмигнул Рэб.
Сказано – сделано. Катрин уже была готова заскучать, как вдруг ее стало как-то по-особенному мутить. Вскоре слабость и тошнота прошли, и она поняла, что никогда еще ей не было так легко, она прямо сливалась с музыкой. Потрясающе. Она провела рукой по обнаженному предплечью, наслаждаясь восхитительным, феерическим ощущением ненапряженной внутренней собранности и насыщенности каждого момента. Скоро она уже была на танцполе, быстро вписалась в дип-хаус-грув, движения стали инстинктивными, она растворилась в музоне. Так она еще никогда не танцевала. К ней все время подходили, жали руку, обнимали ее. Когда это случалось после концерта, поклонники казались ей навязчивыми прилипалами, она нервничала. Только теперь все это было так чудесно и тепло. Среди тех, кто обнимал и приветствовал ее, были две девушки, Лиза и Шарлин.
– Катрин Джойнер, звездная штучка… – восхищенно сказала Лиза.
Тут и Насморк углядел свой шанс. Он стал танцевать с Катрин, подтягивать ее поближе к сердцу баса – колонкам. Катрин почувствовала, как ее накрыло и унесло пружинящей волной грува. Насморк, старый соул-бой, любил и умел танцевать под хаус.
Джус Терри и Рэб Биррелл с растущим беспокойством смотрели на них из бара, впрочем, Рэбу удалось практически успокоить себя тем, что Терри выглядел куда более огорошенным.
Терри был просто не в состоянии выносить это более, он решил отправиться в туалет, нюхнуть, может, дорожку сорок первого. Клубился он уже не так часто, как раньше, а когда и выдавалось, то предпочитал таблам сорок первый. Он сам не мог взять в толк, зачем проглотил табл. В толчке каждый второй резал дороги, так что кокос лучше на потом оставить. Терри зашел в кабинку, вытянул шланг и пустил длинную струю, как бывает только под экстази: все ссышь и ссышь, и кажется, никогда это не кончится, даже когда уже проссался.
Намаявшись с обычным для его состояния чувством, будто нассал в штаны, и необходимостью всякий раз удостоверяться, что это глюк, Терри как смог поправил прическу и вышел. Возле туалета, наряженные по полной в клубные шмотки, болтали и курили три девчонки. Одна из них показалась ему предельно сногсшибательной, она как следует постаралась, а он всегда ценил в девушках подобные усилия. Он подкатил и весело так выдал:
– Должен тебе сказать, куколка, выглядишь ты просто потрясающе.
Девушка осмотрела толстого дяхана с ног до головы.
– А ты выглядишь так, будто в отцы мне годишься.
Терри подмигнул подружкам и снова улыбнулся.