Недаром героям из другого лагеря помещица представляется отбрасывающей какую-то демоническую, дьявольскую тень. Правдину в начале пьесы она напоминает «презлую фурию, которой адский нрав делает несчастья целого их дома» (д. 2 явл. 1). В конце пьесы на реплику героини «Вить я человек, не ангел», Стародум возражает: «Знаю, знаю, что человеку нельзя быть ангелом. Да и не надобно быть и чертом» (д. 5, явл. 4).
Вторая важная черта Простаковой – исступленная, безумная любовь к сыну. Она следит за каждым шагом Митрофана, все время восхищается им, потворствует его прихотям, защищает его от мнимых опасностей. Однако и свою любовь она выражает на грубом, животном языке скотининского круга: «За сына вступлюсь. Не спущу отцу родному. ‹...› У меня материно сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала?» (д. 3, явл. 3).
Тем ужаснее оказывается для Простаковой поведение Митрофана в финале пьесы. Измену Митрофана она воспринимает больнее, чем утрату имения: «Г-жа Простакова (очнувшись в отчаянии). Погибла я совсем! Отнята у меня власть! От стыда никуды глаз показать нельзя! Нет у меня сына!» (д. 5, явл. последнее).
В конце пьесы госпожа Простакова приобретает черты трагической героини, причем ее трагедия связана с русской, национальной почвой. Об этом четко сказал первый биограф Фонвизина: «В содержании комедии «Недоросль» и в лице Простаковой скрываются все пружины, все лютые страсти, нужные для соображений трагических; разумеется, что трагедия будет не по греческой или по французской классической выкройке, но не менее того развязка может быть трагическая. Как Тартюф Мольера стоит на меже трагедии и комедии, так и Простакова» (П. А. Вяземский «Фонвизин»).
В одном эпизоде Фонвизин позволяет заглянуть в прошлое героини, узнать о ее нелегкой судьбе. «Вить и я по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было у них восемнадцать человек; да, кроме меня с братцем, все, по власти господней, примерли. Иных из бани мертвых вытащили. Трое, похлебав молочка из медного котлика, скончались. Двое о святой неделе с колокольни свалились; а достальные сами не стояли, батюшка (д. 3, явл. 5). Но о безрадостном и страшном героиня говорит эпически спокойно и бесстрастно.
«Вот злонравия достойные плоды!» – чеканит Стародум последний, финальный афоризм. Истоки этого злонравия старинных людей пытается понять Стародум и другие люди нового времени.
Другой век: утопия просвещения
Положительный лагерь «Недоросля» численно равен отрицательному и почти симметричен ему. В этой четверке тоже есть персонажи, которые характеризуются просто, почти исчерпываются своими амплуа.
Милон и Софья – герои-любовники. Они благородны, добродетельны, вероятно, красивы (в драме ведь нет описания внешности), самой судьбой предназначены друг для друга. В решающей сцене объяснения они, как теннисные мячики, перебрасывают друг другу однообразно-восторженные реплики: «Нет… не могу скрывать более моего сердечного чувства… – И я люблю его сердечно. – Мое счастье несравненно! – Кто может быть счастливее меня! – Вот минута нашего благополучия! – Сердце мое вечно любить тебя будет» (д. 4, явл. 6).
Столь же понятен и прост, исчерпывается своей фамилией Правдин. Он играет роль деятельной Немезиды: наказывает Простакову, защищает крестьян. Одновременно он «наперсник» Стародума, выслушивающий его речи и задающий нужные вопросы.
Антиподом госпожи Простаковой и ее семейства, центральным персонажем противоположного лагеря является Стародум. Принципиальное противопоставление героев начинается с речевых характеристик. Вместо грубого просторечия при изображении Стародума Фонвизин использует сложные риторические фигуры, философскую и политическую лексику, многочисленные афоризмы, построенные на игре словами, антитезах, каламбурах (П. А. Вяземский замечал: анатомия слов была любимым средством Фонвизина).
П. А. Вяземский четко определил двойную роль Стародума в сюжете комедии: «Роль Стародума можно разделить на две части: в первой он решитель действия и развязки, если не содействием, то волею своею; в другой он лицо вставное, нравоучение, подобие хора в древней трагедии».
Действительно, Стародум словно спустился в мир фонвизинской комедии с небес высоких жанров. Подобно герою трагедии или Автору ломоносовской оды, он говорит – только прозой – о благе Отечества, проблемах воспитания и образования, добродетели и чести.
Стародум не простой резонер, но – философ, alter ego Фонвизина, высказывающий заветные мысли автора. Его идеи складываются в последовательную программу, порожденную петровской эпохой, когда Россия, расставаясь с патриархальными традициями, стремительно двинулась по европейскому пути.