Читаем Классное чтение: от горухщи до Гоголя полностью

Затеянные Пушкиным серьезные издания тоже терпели провал, проигрывали в глазах читателей перед бойкими журналистами. «Литературная газета», которую редактировал лицейский друг А. А. Дельвиг, закрылась через полтора года (18301831). Вскоре после разноса, устроенного Дельвигу шефом жандармов А. Х. Бенкендорфом, поэт умер. Пушкин тяжело пережил эту смерть.

Издаваемый уже самим Пушкиным «Современник» тоже не имел успеха, несмотря на то, что там были напечатаны пушкинские «Капитанская дочка», «Скупой рыцарь» и «Путешествие в Арзрум», «Нос» и «Коляска» Н. В. Гоголя, стихи В. А. Жуковского, Е. А. Баратынского, Ф. И. Тютчева, А. В. Кольцова.

После публикации шесть лет пролежавшего в пушкинском архиве «Бориса Годунова» в одном из журналов появилась эпиграмма: «И Пушкин стал нам скучен, / И Пушкин надоел: / И стих его незвучен, / И гений охладел. / «Бориса Годунова» / Он выпустил в народ: /Убогая обнова! / Увы! На новый год!»

Но Пушкин шел своим путем, делал то, что считал нужным, что подсказывал ему поэтический дар. Пушкина-романтика, резкого, несдержанного, порывистого, сменяет в тридцатые годы Пушкин-философ, Пушкин-мудрец, который уже не просто купается, плывет в жизненном потоке, но смотрит на него со стороны, приветствуя «племя младое, незнакомое», как в природе, так и в человеческой жизни.

«Письмо твое ‹...› крепко меня опечалило. Опять хандришь. Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу. Дельвиг умер, Молчанов умер, погоди, умрет и Жуковский, умрем и мы. Но жизнь все еще богата; мы встретим еще новых знакомцев, новые созреют нам друзья, дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жены наши – старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, веселые ребята, мальчишки станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам то и любо. Вздор, душа моя; не хандри – холера на днях пройдет, были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы» (П. А. Плетневу, 22 июля 1831 года).

Здравствуй, племяМладое, незнакомое! не яУвижу твой могучий поздний возраст,Когда перерастешь моих знакомцевИ старую главу их заслонишьОт глаз прохожего. Но пусть мой внукУслышит ваш приветный шум, когда,С приятельской беседы возвращаясь,Веселых и приятных мыслей полон,Пройдет он мимо вас во мраке ночиИ обо мне вспомянет.

(«…Вновь я посетил…», 1835)

Эти строки обращены как к молодым деревьям, вырастающим на окраине михайловского поместья, так и к будущим поколениям.

В стихотворении «Смерть поэта» Лермонтов назовет Пушкина невольником чести. Честь – очень важное понятие для позднего Пушкина. Последние месяцы его жизни показали, что он был не невольником, а защитником чести своей, своей жены и семьи.

Молодой кавалергард, приемный сын голландского посланника барона Геккерна Жорж Дантес (поначалу Пушкин относился к нему с симпатией) начал демонстративно ухаживать за женой Пушкина, бросая тень на ее имя и на честь мужа. После вызова на дуэль Дантес сделал предложение и вынужден был жениться на сестре Натальи Николаевны Екатерине, став таким образом свойственником Пушкина. Но интрига не прекратилась. Дантес по-прежнему преследовал Наталью Николаевну. Пушкин получил анонимный диплом ордена рогоносцев, обманутых мужей (о его авторах и сегодня ведутся споры). Последовало резкое, оскорбительное письмо Геккерну, после которого Дантес вынужден был послать Пушкину свой вызов.

«Вечно печальная дуэль» (В. В. Розанов) состоялась 27 января (8 февраля) в окрестностях Петербурга, на Черной речке. Пушкин был ранен в живот и через два дня в страшных мучениях умер в своей квартире на Мойке, 12.

Перед отправлением на дуэль он спокойно читал книжку детской писательницы Ишимовой и успел написать ей благодарное письмо: «Сегодня я нечаянно открыл Вашу Историю в рассказах, и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!» (А. О. Ишимовой. 27 января 1837 года). А оказавшись в кабинете со смертельной раной, он обратился к книгам своей библиотеки: «Прощайте, друзья!»

Только накануне смерти многие осознали масштаб потери: за два дня через пушкинскую квартиру прошло несколько тысяч, пожелавших проститься с поэтом. По-своему это поняли и чиновники. После раннего отпевания поэта в Конюшенной церкви гроб с телом был почти тайно отправлен на родину, в Святогорский монастырь, где Пушкин недавно похоронил мать и купил место для себя.

Круг замкнулся: сопровождал гроб А. И. Тургенев, который двадцать пять лет назад хлопотал о зачислении Пушкина в лицей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология