Клан

И вот Клэр остановилась, задыхаясь от усилий, мокрая от пота, несмотря на прохладу. Давно она так себя не утруждала – сказать по правде, не утруждалась вовсе, и теперь видела, насколько она не в форме. Но это было не важно. Она посмотрела перед собой, на черные ветки такого большого дерева, что оно заслоняло звезды, и включила фонарик.

Перед ней возник изогнутый, белый, как кость, ствол с заскорузлой, древней и местами прогнившей корой, где до нее добрались неустанные насекомые. Некоторые корни торчали над землей, сплетаясь в хаотический узел, который говорил Клэр о смятении и нервозности, неспособности найти почву, из которой можно брать жизненные соки, из-за эгоизма своих жадных собратьев.

Она подняла фонарик и направила луч вверх.

Разлетелись тени. Взрыв веток со ствола – они казались такими тяжелыми, словно могли склонить дерево перед ней, как викторианская дама кланяется под зонтом или медуза толкается вверх, пока тяжесть воды тянет щупальца вниз или заплетает кругом.

Она нерешительно потянулась к стволу, почти ожидая при соприкосновении электрического разряда или волны воспоминаний. Но когда пальцы провели по сухой коре, она ничего не почувствовала. То, что дерево символизировало для нее, когда она стояла перед ним в крови и синяках, теперь ускользало от воображения.

Со вздохом Клэр потянулась в карман джинсов и извлекла перочинный ножик, затем медленно, с трудом встала на колени и вонзила наконечник в кору. Дерево казалось полым, словно она резала по последнему слою защиты от стихии и насекомых, которые превратят дерево в пыль и навсегда сотрут с лица земли.

На стволе она вырезала:

К. К.

Д. Ф.

С. К.

И ниже:

Здесь были мы.

Затем встала и вгляделась в инициалы покойных друзей, каждый из которых заполняла тень, густая как нефть, пока ветер колебал ветки, а дерево скрипело, качая кроной.

Она отвернулась, чувствуя себя такой же пустой, как дерево, и пытаясь вспомнить, почему оно так много для нее значило. Когда-то на мгновение показалось, что оно – одно-единственное, спаситель.

Я была не в себе, думала она. В шоке.

Ветер крепчал.

Клэр остановилась.

Вокруг, будто светлячки, с поля поднимались хлопковые пушинки, пойманные в луче фонарика, прорезающем темноту. Волосы вились у лица, нос переполняли запахи почвы и дыма, и, не зная почему, она улыбнулась, когда миллионы пушинок воспарили, словно души, к небесам, и слились со звездами. Все тут же кончилось, и любому другому это показалось бы самым заурядным явлением, которое можно увидеть в любой день недели.

Но для Клэр то значение, что она искала в дереве, перенеслось на хлопок, а с ним пришел ответ на загадку, что она видела в тот день в поле.

Есть что-то еще, думала она. Что-то после. Жизнь кончается, и начинается что-то новое. За всю жизнь ее ни разу не спрашивали о религии, семья не причисляла себя к какой-либо конфессии. Наверное, самым близким они бы могли назвать агностицизм. Но без веры приходил и страх перед смертью. Без доказательства загробной жизни они ярче осознавали свою смертность и ее ограничения. Кончина отца и то, что Клэр пережила здесь одиннадцать недель назад, лишь усилили этот страх. После не будет ничего, думали они. Умираешь и обращаешься в прах.

Стоя голой и раненной на дороге у этого поля, она знала, что умрет. Не от старости, не от непредвиденного случая, который отнимет ее жизнь через десятки лет, а здесь и сейчас, истечет кровью от ран, нанесенных маньяками. Ужас чувствовался чуть ли не сильнее боли, и ее шокированный разум искал в дереве – в чем угодно – образ, который напомнил бы о спасении. И она увидела свою мать. Дерево протянуло руки, манило к себе, обещало облегчение боли в материнских объятьях, и она шла к нему, рыдая, хотя ее не пускала колючая проволока, словно граница, утвержденная ее собственным неверием.

Она сдвинулась с места. «После смерти что-то есть, – повторила она про себя. – Кэти, Дэниэл и Стью – где-то в другом месте, обрели покой». Конечно, это было не убеждение, не бесспорное доказательство чего-то потустороннего – она сомневалась, что когда-нибудь полностью в это поверит. Но все же какое-никакое, а начало, шаг прочь от пессимизма. Теперь ей оставалось тоже найти покой.

* * *

– Тебя где носило? – спросила Стелла мужа, промокая порезы вокруг сломанного носа обеззараживающим, которое напоминало ему раскаленную иглу.

– Я тебе что говорю? – ответил Маккиндри. – Не клевало, вот я и пошел дальше, где река ширей. Полез на уклон, где пару лет назад утонули братья Пайк, и свалился. Ногу сильно убил.

– А что же больше на тебе ни царапины? Там же сплошняком колючки да шипы.