Казалось, что нападающий взял камень и врезал им по лицу. На миг перед глазами Джошуа замерцали звезды, зубы зашатались и посыпались в горло. Он закашлялся. Легкие горели. Он чувствовал кровь. Губы саднило. И все же он сопротивлялся, метался под человеком, сидевшим на его ногах и зажимавшим коленями руки. Чудовищное лицо того во тьме было почти невидимо – будто он был един с тьмой.
Вдруг тяжесть оставила одну из рук – человек что-то рванул зубами. Во время ослепительной вспышки ужаса, какого он еще никогда не чувствовал, Джошуа показалось, что это его плоть. Она с треском оторвалась от костей. Но нет, он знал звуки, с которыми свежуют тело, а эти были совсем не такие. Скорее всего, это скотч, чтобы связать или заткнуть ему рот. Тут же за первой мыслью последовала вторая: его рука свободна.
Он сжал кулак, вкопался второй рукой в каменистую почву и со всей силы подскочил, чтобы выбить противника из равновесия. Успех. Колено соскользнуло и со второй руки, человек закачался. Одним быстрым движением Джошуа метнул левой рукой в лицо врага пригоршню камней и песка. Второй ударил наудачу, но удар вопреки надеждам лишь скользнул по скуле. Силу Джошуа питал адреналин, и он уперся ладонями в землю, чтобы выползти из-под нападающего.
– Хватит, – сказал тот, но попытки Джошуа стали отчаяннее.
Он молотил кулаками, и тот поймал один из них, сжал так, что Джошуа боялся, кость треснет как хворост. Он замахнулся второй рукой, все еще прижатый к земле, с животным ревом в горле.
Свободная рука врага выстрелила вперед, и Джошуа увидел серебристую пленку рулона скотча, которая прижалась к его носу. Он отдернулся, снова высвободив кулак, и руки нападающего схватились за его горло, подняли и ударили оземь.
Оглушенный, Джошуа думал просто признать поражение, а не возвращаться к Папе отравленным. Нападение покажется шутками по сравнению с тем, как отец решит его очистить, если потребуется. Но победил инстинкт, и он пытался прийти в себя, чтобы с новыми силами броситься на врага и разорвать на части голыми руками, как его учили. Но мысли туманились – враг наклонился к нему, усиливая давление на горло, не давая вздохнуть, из-за чего кровь стучала в голове громом.
Лицо Джошуа перекосилось. Он заплакал, насколько позволяла нехватка воздуха.
Сперва руки человека не ослабевали и нажим не пропадал, но он почувствовал по напряжению в теле, что тот сбит с толку.
– Бо… же…
Рыдая, Джошуа перебирал в памяти случаи, когда он лежал на дороге или в лесу, всхлипывая и одновременно прислушиваясь, как приближаются незнакомцы с озабоченными голосами – «Мальчик, что с тобой? Ты ранен?», – только чтобы обнаружить себя в кольце, пока Джошуа поднимался и отряхивался, а его рука опускалась к ножу за ремнем.
Нож.
Если бы вспомнить, что нападающий сделал с ножом, когда его отнял.
Хватка ослабевала. Джошуа не смел поверить удаче. Хотя дыхание по-прежнему давалось с трудом и обжигало горло, это был прогресс, первый шаг к тому, чтобы перейти в атаку.
Нож.
Он сунул его себе за пояс. Джошуа был почти уверен. Он опустил глаза, представил, что видит бледную рукоятку. Удвоил старания. «Пожалуйста…
–
Тут рука человека вернулась, и хотя было слишком темно, чтобы разглядеть, что в ней, не узнать щелчок курка было невозможно.
– И ты меня, – сказал койот.
Выстрел прогремел в долине как объявление войны, и Аарон вздрогнул. В битве по этому сигналу в бой бросились бы войска, представлял он. Но сегодня не будет ничего драматического. Не сходя с места, он медленно отвернулся от ствола сосны. В лесу у опушки темнота была непроглядной, что его устраивало, но он знал, что все равно не стоит делать резких движений. Чтобы решить его участь, хватит треска сломанной ветки или резкого выдоха. Глаза устремились к источнику звука – там он увидел высокую тень, чуть темнее заднего фона ночи со звездами, которая поднялась и тут же скрылась на другом склоне горы.