Ее понесло из-за Уэйна, которого она любила, и боялась, что любит до сих пор, несмотря на то, что давно осознала: каждое его второе слово – ложь, а обещания – стеклянные воробьи, которым рано или поздно суждено разбиться о холодную и твердую поверхность реальности. А хуже всего – черный узел в сердце, который она, как ни старалась, не могла ослабить. Что ради этой жизни, этой муки она, не задумавшись, покинула мужчину с ребенком, которые по-настоящему ее любили, бросила их ради дороги из желтого кирпича, которая вывела на пустырь. Она захлопнула дверь и уехала, не оглядываясь на печального побитого жизнью человека и его простодушного мальчика, которым никогда не понять силу влечения грез, голода амбиций, которые гнали ее вперед. В машину Уэйна и прочь из их жизней, к звукозаписывающей студии в Детройте, где, как она верила, кузен Уэйна Ред ждет не дождется, чтобы сделать из нее звезду.
Семьсот миль спустя она осознала свою ошибку.
Там ждал холод – такого развития событий она ждала, но оно все равно стало шоком для организма. Даже несмотря на это она не пала духом и была готова на любые жертвы ради карьеры. И если придется петь с надрывом в ледяной комнате в городе, похороненном под тремя метрами снега, – да будет так.
Но никакой студии не было, и, кто знает, может, не было никогда.
По словам Реда, он был вынужден продать студию за месяц до этого, когда банк пригрозил отнять дом за неоплату ипотеки. Судя по его виду – бегающие глазки, блестящий красный кожаный костюм, афрокосы, такая золотая улыбка, что она удивилась, почему он не продал зубы вместо студии, чтобы спасти дом, – им вешали лапшу на уши. Позже Уэйн сказал ей, что, возможно, у Реда проблемы с веществами, что он наркоман и патологический лжец. Еще спустя три месяца беспросветных страданий Луиза наконец потеряла терпение и сообщила ему, что последнее у них с Редом – семейное.
А Уэйн оглушил ее – в прямом и переносном смысле, – когда ответил кулаками, сломав нос и выбив два зуба в процессе. Тогда он ударил ее впервые, но не в последний раз.
И все же она от него не ушла. Не могла. Несмотря на непредсказуемые вспышки насилия, у него была и другая сторона, которая обнимала ее в постели по ночам и напевала на ухо песни, которая говорила, что все будет хорошо, что Луизе не надо сомневаться, что он ее любит. Нежная сторона, которая обещала, что однажды все наладится, что он не хочет делать ей больно.
Ей показалось, что сегодняшний день ясно продемонстрировал, какой она сама может быть вспыльчивой. В конце концов, чем то, что она сделала с Таем за его необдуманные слова, лучше поведения Уэйна?
Он был ее опорой. Вот в чем дело. Ее опорой в урагане, якорем, который не дает злому ветру унести ее, уничтожить в вихре одиночества, изоляции и страха; страха бесконечно худшего, чем страх перед ним, когда он впадает в бешенство.
Больше у нее ничего не было.
Только Уэйн – и мечты, которые упрямо отказывались оставить ее в покое.
Мечты, надежды и воспоминания о лучшей жизни.
Прищурившись из-за кусачего холода, она представила Джека с сыном у дверей обветшавшей фермы и красную пыль, поднятую колесами машины Уэйна, что кружилась у их ног, а потом скрылась из виду, оставив лишь темные размазанные пятна в облаке, над которым скат проседающей крыши вырезал из ясного синего неба красный треугольник.
Она сморгнула слезы и влезла в жидкий сугроб, чтобы пересечь улицу. Квартира была уже близко, и она ощутила глухой укол тревоги. Уэйну не понравятся новости о ее увольнении, и хотя Луиза не сомневалась, что вскоре найдет что-нибудь, он обязательно раздует это до проблемы мирового масштаба, словно порицать Луизу – для него не меньше чем религиозный ритуал. Но она знала, что его тирада вновь будет попыткой избежать реальности. Она лишилась работы; он не работал ни дня в жизни и, наверное, думал, что если устроить ей из-за увольнения разнос погромче, она забудет обратить внимание на его собственный малозаметный вклад в их существование. Он слишком много курил, слишком много пил и часто исчезал на ночных прогулках, и она давно перестала верить, что они безобидные.
Тяжело вздохнув, она напомнила себе, что Тай хотя бы не выдвинул обвинения – сперва она удивилась такому повороту событий, но потом поняла, что если ее арестуют, разлетятся слухи и о том, что предшествовало их стычке, а он, понятно, был не в восторге от мысли, что это дойдет до его жены. Единственный положительный момент в очередном омерзительном дне.
Снаружи у дома кто-то стоял.