Кислород

Она смотрит на него: он совсем пал духом и хнычет. Это старик, и ей, быть может, его даже жалко, хотя он обращается с ней как с животным, держит на цепи. Он в полной растерянности, не понимает, что произошло, не знает, что делать… Лаура, сжимая в объятиях Мартину, смотрит, как он скребется в дверь. Когда он вошел и потянул ее закрыть за собой, налетел порыв ветра, и дверь, лязгнув задвижкой, захлопнулась. Так обычно бывало, когда он уходил, но на этот раз он остался внутри. И вот она наблюдает за его отчаянием, за тем, как он сражается с железной стеной, тяжело дыша и бормоча непонятные слова.

«Ты сам попал в западню, которую устроил для меня, – думает она. – Ну и как тебе это?» Он снимает очки. Скулит, точно зверек. Когда смотришь на него из глубины контейнера, это даже забавно. Внезапно он впадает в бешенство, бьет кулаком по железу. Потом бросается на пол, спиной к стене. Роется в карманах, перебирает на ладони монеты, ключ, что-то еще. Но не находит того что нужно. Смотрит на запасы еды, на остальное: все в порядке. Ведра чистые. Слегка пошевелившись, Лаура случайно задевает руку Мартины. И в комнате раздается жалобный кукольный голосок: «Я люблю тебя».

Теперь окончательно ясно: никто не придет им на помощь. Молитвы будут услышаны, но не все: старик умрет. С Лаурой, правда, случится то же самое, только она решила, что не прольет ни слезинки.

Она не заговаривает с ним, и ей кажется, что молчание – это оружие у нее в руках. Приятно сознавать, что из них двоих она оказалась лучше подготовлена к роковой случайности. Он часто дышит, стараясь успокоиться. И не сдается: ухватившись за железо, встает на ноги. Внимательно разглядывает замок, дверные крепления. Пытается надавить на дверь плечом то в одном, то в другом месте. От дыхания у него изо рта выходит пар. Кажется, он роняет что-то вроде: «Боже милостивый…» Лаура замечает на пальце обручальное кольцо: значит, у него есть жена. Жива ли она? Знает ли о том, что делает муж? Есть ли у них дети? Быть может, там, снаружи, его кто-то ждет.

Никогда еще Лаура не видела такого удивительного зрелища: она наблюдает за происходящим со своей кровати, словно из кресла в кинозале. Он снимает куртку и опускает ее на маленький комод у самой двери, до которого она не может дотянуться: цепь слишком короткая. У него красивая рубашка; он расстегивает пуговицы на манжетах и закатывает рукава до локтей. Ослабляет узел галстука, как будто ему не хватает воздуха. Сосредоточивается. А потом руки у него бессильно падают: он не нашел ни одной щели, ни единого выступа. Наверное, было бы понятно, если бы Лаура пришла в отчаяние, как в первый день, разбила в кровь костяшки пальцев и колотилась головой о железную стену, пока не упала бы без чувств. Но она спокойна. Сегодня его очередь стать жертвой кошмаров. Один из этих кошмаров – она. Своим молчанием она обгладывает его до костей, причмокивая от удовольствия. Он закрывает лицо руками; плечи у него вздрагивают. Он так напуган, что ведет себя, как ненормальный. Он отнимает руки от лица, и она видит, что он не плачет, а трясется от смеха. Интересно, думает Лаура, что останется от них обоих, когда их найдут через сто лет. Он продолжает смеяться. А потом вдруг дотрагивается до двери – и дверь с привычным лязгом открывается. В клетку проникает сумеречный свет.

Он приводит себя в порядок, застегивает манжеты, поправляет воротничок рубашки. Все это он проделывает спокойно, даже начинает насвистывать. Надевает куртку, отбрасывает назад волосы. Подбирает папку с бумагами и сует под мышку. Спектакль окончен. Эксперимент прошел успешно. Теперь Лаура знает две вещи. Первая: если она захочет умереть, то примет смерть, не делая из этого трагедии. Вторая касается его: он злой.

Мартина Канчелли по-прежнему живет в своем 167-м Западном квартале; в школе, на перемене, когда мимо нее по коридору проходит Мирко Тани, сердце у нее выпрыгивает из груди. Интересно, кто теперь сидит с ней за одной партой. Может, эта противная Меландри, у которой все лицо в веснушках? Лаура от них далеко – она с головой ушла в приключения Тома Сойера и Оливера Твиста. С волнением постигает сердечные тайны сестер Марч. Сидит на уроках с Боттини, Гарроне, Деросси, Коретти… Весь известный ей мир уместился здесь, в книжном шкафу, который появился на исходе зимы.

Кассет с уроками английского у нее двадцать три, с музыкой – четыре, со сказками – двадцать шесть. Есть еще географический атлас; карты в нем раскладываются, и страница увеличивается вдвое, а то и втрое. Она знает, где протекает Миссисипи; Аляска кажется ей грязной лужей, протянувшейся почти до самой Сибири. Иногда она берет Мартину и, показывая пальцем место на карте, говорит ей: «Я родилась здесь». А вот где они с куклой находятся сейчас, Лаура сказать не может.