Кирилл и Мефодий

Сосредоточенное, бледное лицо Василия начало раздражать Варду. Недолго думая, он отдал слугу своему сыну Антигону и перестал интересоваться его судьбой. А с тех пор, как занялся переброской войска, совсем о нем позабыл. Устраняя Василия, кесарь выполнял и просьбу Ирины, по крайней мере ограждал себя от ее упреков. Теперь личной гвардией императора командовал Фотий, а своих телохранителей Варда подбирал сам. Это были люди сильные и проверенные, орудовали мечом так же, как асикрит пером и кисточкой, и были готовы отдать за Варду жизнь, он платил им больше, чем император своим маглавитам.

Какова же была судьба Василия? Кесарь забыл этим поинтересоваться. Его сын был патрикием[39], доместиком схол[40], имел право на личных телохранителей. Он был высокого роста, стройный, буйный и злой пуще отца. Люди в его охране редко задерживались. Или сами уходили, или он их устранял, считая, что тот, кто его узнал, уже стал ярым его врагом. Сначала Василий нравился Антигону своим молчанием, но потом он заметил, что глаза у Василия слишком умные и осуждающие, и в конце концов заменил его другим телохранителем. Таким образом Василий стал спускаться вниз по лесенке доверия без всякой вины, только из-за своей замкнутости и сосредоточенности, которые кое-кому не нравились. Василий болезненно переживал эти шутки судьбы. Особенно обозлился он, когда Антигон отдал его патрикию Феофилу, родственнику Варды, у которого он был не телохранителем, а старшим конюхом. Василий любил коней, но предпочитал скакать на них, а не орудовать скребницей или задавать им корм. Все это было унизительно, да и новое общество не нравилось ему: простые люди, живущие единственной заботой — льстить вышестоящим, чтобы сохранить свое место. Вот где Василий понял, что означает сила собственных кулаков, он часто до полусмерти избивал измученных слуг, и они терпели его тиранство. Только один, считая себя сильнейшим в доме Феофила, попытался сопротивляться, но Василий схватил что и с такой силой закинул на крышу, что тот умер. Люди впервые видели такое. Конюхи перепугались, сам Василий удивился собственной силе, долго рассматривал свои жилистые руки и все не мог понять, как это произошло. За убитого в лучшем случае ожидала темница, однако патрикий, осмотрев мощную фигуру Василия и пнув ногой мертвого, которого сняли с крыши, подошел и ощупал мышцы старшего конюха.

— Это ты швырнул его наверх?!

Василий в недоумении развел руками.

— Сам не знаю, как получилось, господин...

— Ну, если ты такой уж сильный, попробуй подвинь вон тот камень! — И указал на огромную мраморную плиту, лежащую внизу у лестницы.

Василий вяло подошел, нагнулся, схватил плиту и натужился, плита отделилась от земли, еще усилие — и вот он уже держит ее на животе, шея побагровела, стала похожа на красную черепицу.

Патрикий Феофил всплеснул руками.

— Чудо! — сказал он. — Ей-богу, чудо! Помню, приволокли эту плиту на двух упряжках, масса народу возилась, пока положили как следует!

Он вновь подошел к Василию, бросившему плиту на землю, и, прикинувшись сердитым, сказал:

— Старший конюх Василий, почему ты не смотришь за вверенными тебе конюхами? Вчера один на них полез на крышу и упал, сломав себе шею. Похороны будут за твой счет, вот тебе наказание! Ступай, ты свободен! — окончил Феофил, еле сдерживая смех.

Василий стоял как вкопанный. Услышав «ты свободен», он упал на колени и поцеловал руку своему хозяину. С этого дня его слава железного человека обошла весь дом патрикия, а конюхи дрожали уже от одного его голоса и держались подальше от грозной десницы. Вскоре патрикий имел возможность вторично убедиться в силе старшего конюха. По пути на праздник ближнего монастыря святого Маманта, у мостика над речкой, его карета попала в яму, и лошади сломали дышла. Карета была тяжеленная, с дубовыми ступицами, окованная железом, в ней сидела жена Феофила с детьми. Пока все охали да ахали, Василий подлез под карету и шаг за шагом вывез ее на берег. Свита застыла от удивления. Когда Василий спустился к речке умываться, толпа зевак разрослась; желая отогнать их, он зачерпнул воды и обрызгал всех. Они с визгом разбежались. Среди них были и знатные слуги, но никто не посмел воспротивиться Василию.