Кирилл и Мефодий

Об этом унижении она думала редко. Ирина сменила бедную квартиру на небольшой, но красивый дом на главной улице, чтобы отдалиться от воспоминаний. Стоя на высоком балконе, она могла наблюдать шествия, папские торжества, всевозможные посольства на разных земель и от различных королей, приходившие засвидетельствовать новому папе свою верность и уважение. Пестрая ежедневная суета делала ее участницей жизни большого города, возвращала ей хорошее самочувствие, и она думала, что стоит если не выше, то наравне с теми старыми фамилиями, которые мало-помалу беднели, но не отказывались от былого величия. Таких родов в столице было много. Их представители неустанно стремились вернуть славу предков, но это мало кому удавалось. У такого семейства Ирина сняла дом. Оно дало миру нескольких епископов и одного папу. Обедневшие потомки не пропускали случая подчеркнуть это перед каждым, кто более или менее заслуживал их внимания. Ирина пересчитала свои богатства. Она могла бы купить этот дом и посла этого все еще оставалась бы при деньгах, но ей казалось, что она не долго будет жить в чужом городе, в что в неизвестном, но недалеком будущем корабль унесет ее обратно в Константинополь, к роскошной и приятной жизни...

Может, отчасти поэтому Ирина на хотела связывать себя ни с кем из мужчин, упорно предлагавших ей дружбу и покровительство. Она надеялась снова вернуться туда, где знала и ненависть, и почести, где испытала чувство власти и превосходства над всеми. Весной и летом Ирина любила сидеть на балконе, среди зеленых вьющихся растений, и смотреть на жизнь внизу — жизнь поспешную, полную забот и тревог обыкновенных людей и лиц королевской крови, пришедших, чтобы принести дары и получить взамен кое-какие выгоды от божьего наместника.

В свое время она стояла в стороне от дел Варды, не знала, что и от кого он получает, что и кому дает. Все казалось ей легким и радужным, как игра света на павлиньем хвосте. Ее интересовало одно: когда кесарь вернется, захочет ли он ее или нет. Лишь когда тревога Варды за свою жизнь стала гнетуще явной и она начала видеть ее отражение на усталом от бессонных ночей лице, Ирина приблизилась к пониманию старой истины: жизнь — это непрерывная борьба. Кесарь защищал себя и ее. Он старался предвидеть все преграды на пути, а теперь ей надо самой обнаруживать и преодолевать их, чтобы остаться здоровой и почитаемой, уважаемой и достойной уважения. Постепенно Ирина осознала, что такая красавица, как она, может жить легче, чем любая другая женщина. В ее присутствии мужчины становились до глупости любезными, забывали о своих интересах, переставали вести счет деньгам. Разве она могла бы приобрести этот дом, если бы это было не так? Наследник одного из пап счел желание бывшей снохи кесаря Византии снять у него дом такой честью для себя, что просто растаял от любезности... Ирину его щедрость удивила. Но позже ей стала понятна его хитрость. Благодаря ей вновь заговорили о его старинном роде, даже новый папа, по ее сведениям, заинтересовался и ею, и ее хозяевами. Об этом сообщил Ирине Аргирис, бывший ученик Константина, с которым Ирина познакомилась на богослужении в церкви Санта Мария Маджоре. Аргирис был в Риме в качестве представителя патриарха Игнатия и старался восстановить связи между Восточной и Западной церквами. Ирина не знала, насколько это удавалось ему. Но, судя по уклончивым ответам, не все было в порядке. Он сердился на папу за вмешательство в религиозные дела болгар, однако даже в его гневе сквозила змеиная хитрость, и было трудно понять, на чьей он стороне. Ирина неоднократно пыталась навести его на разговор о Константинополе, о тех, кто выгнал ее, и всякий раз Аргирис пропускал это мимо ушей. Но он никогда не забывал сказать о поручениях солнцеликого императора. Вначале до нее не доходил смысл этих слов, ибо она продолжала считать императором Михаила, но, когда Аргирис упомянул имя Василия, Ирина содрогнулась и едва сдержала себя, чтобы не выгнать Аргириса из дома. Перед глазами возник телохранитель Варды, пугавший ее своим невыразительным, мертвенно-бледным лицом.

Кесарь уволил его по настоянию Ирины, но если б она могла знать, сколько он натворит бед, то заставила бы Варду просто прикончить Василия.

Аргирис, почувствовав, что чем-то раздосадовал Ирину, тотчас же переменил тему. Желая обрадовать ее, он сказал, что о ней говорили у папы Адриана. В разговоре принимал участие и зальцбургский архиепископ Адальвин. Она захотела узнать подробности, однако Аргирис извинился — он спешит, зайдет как-нибудь в другой раз. Одно, мол, ясно: они живо интересуются ею и ее судьбой.