Читаем Кирилл и Мефодий полностью

Ключ к ответу на них находился в руках папы, и он стал добросовестно открывать тайные дверцы в мир Христовой благодати. Были там и смешные вопросы — об одежде и шароварах женщин; были и серьезные — о старых обрядах и жертвенной собаке, о конском хвосте в качестве государственного флага, о постах и выходных днях, о самостоятельной церкви и мире... И тот вопрос, особый, спрятанный среди других: грешен ли князь, кровью навязавший веру своему народу? Будучи близким к земным делам, папа тут же понял, что за этим вопросом кроются терзания растерянной души и бессонные ночи правителя, оказавшегося на перепутье. И Николай подчеркнул ответ именно на этот вопрос. Папа оправдал Бориса, ибо он действовал во имя всевышнего. Вежливо посоветовал на некоторое время уединиться, покаяться. Если б Николай только отпустил князю грех, это, возможно, показалось бы ему неубедительным, а посему духовный пастырь порекомендовал и молитвы, и покаяние.

Папа подытоживал свою жизнь. Как ни хотелось вернуться в молодость, но мысль все вела в последние годы, ибо, по его мнению, они единственные заступники папы перед небесным судией.

Он послал в болгарское государство лучших своих людей во главе с Формозой Портуенским и Павлом Поппуланским. Они одолели все козни дьявола и чистыми руками высоко подняли святое дало. Николая раздражало лишь, что Формоза считал себя еще более ревностным святым, чем сам папа. Портуенский епископ не прикасался к женщине, искушения плоти были ему неведомы, и душа его была светлой, как ядро молодого ореха, спрятанного в скорлупе мудрых заветов господа. Именно такой пастырь мог выпестовать хорошее стадо. И если в будущем болгарская церковь станет самостоятельной, лучшего архиепископа для нее не найти. Пока же Николай оставался верным себе: только наместник святого Петра в Риме может быть главой церкви. — поэтому на соответствующий вопрос Бориса он ответил уклончиво.

Время от времени умирающий просил позвать брата Себастьяна. Тот приходил, целовал вялую опухшую руку папы и садился, с ладонями, зажатыми меж колен. Дрожащим, срывающимся голосом, будто одолевая трудную вершину, папа расспрашивал о церковных и мирских делах. Брат Себастьян терпеливо ждал, пока папа закончит говорить, и в его кротких невыразительных глазах сияла безгрешная чистота.

Николай позвал его и сегодня утром, хотел осведомиться о положении в мире. Себастьян тут же появился, сообщил радостную весть: император всех греков Михаил III ушел в лучший мир. Молва утверждала, будто умер он не своей смертью. Вторая новость даже приподняла святого старца с подушек: враг папства Фотий свергнут новым императором, неким Василием, человеком низкого происхождения. Характеристика узурпатора не интересовала Николая. Сильное впечатление произвело только известие о поражении его лютого противника. Папа хотел было повернуться лицом к Себастьяну, напрягся, но сил недостало, и он вновь упал на подушки. Подобие улыбки озарило опухшие, посиневшие губы.

— Кончено с Фотием, значит...

— Да, святой владыка.

— Не ушел от моей анафемы.

— Не ушел, святой владыка.

— Теперь я могу спокойно умереть...

— Все мы в руках господних, святой владыка.

— Все, брат Себастьян. — Папа впервые обратился нему по имени, и это растрогало монаха.

— Не время покидать нас, святой владыка, не время. Сколько еще дел ожидает вмешательства твоей святой десницы...

— Дел, говоришь? — обронил Николай и умолк, будто хотел вспомнить, что означало это слово. Вдруг какая-то тень набежала на глаза, и он сказал: — А что произошло с теми мудрецами Фотия? Они уже в Риме?

— Нет еще, святой владыка.

— Нет, говоришь... Если я не доживу до того момента, проучите их,

— Хорошо, святой владыка.

— Бог еретиков не жалует, так что смотрите, вы тоже...

— Сам господь говорит твоими устами, святой владыка.

Папа глубоко вздохнул, чуть слышно кашлянул и закрыл глава. Брат Себастьян бесшумно удалился. Все еще действовала привычка, навязанная деспотической натурой Николая. Оставшись наедине с собой, божий наместник не потерял нить разговора. Он продолжал думать о послах патриарха в Моравии, которые должны были явиться в Рим и объяснить свои деяния. Как расправился бы он с ними, особенно сейчас, когда патриарха настигла его анафема! Костер, костер для них — и все увидели бы, как папа Николай защищает устои церкви. Эти братья должны понести такую кару — за одну только дерзость воевать во славу врага папы на землях, по праву принадлежащих святому Петру! Какое-то глупое детское удовлетворение проступило на опухшем лице. Николай видел себя, раздувающего угли под ногами двух моравских первоучителей, привязанных к бревну, и самодовольство не покидало его. Так и оставил он этот мир, не получив отпущения грехов...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии