Кирена навсегда

Мне приснилось, будто я держал в руках какие-то свитки, развернув их, мне открылись тексты, написанные странными, но смутно знакомыми символами. Вглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что это была арабская вязь, плавная, мудрая и спокойная, словно ровная бесконечная волна в открытом безбрежном море. Оторвавшись от манивших своей манящей глубиной букв, я взял с деревянного стола некий предмет и вдруг понял, что нахожусь посреди небольшой квадратной площади, окруженной прекрасными каменными домами.

Был знойный полдень, я чувствовал жар, исходивший от раскаленного солнца, а может, от обступившей площадь бесчисленной толпы. По периметру от меня были расставлены безмолвные вооруженные саблями охранники, неподвижно смотревшие сквозь гудящий человеческий рой. Чего требовала эта бушующая толпа? Чего она хотела? Я не мог разобрать ни слова, хотя только что прочитал три текста на неведомом доселе мне языке. Наконец, я увидел, а скорее, почувствовал какое-то почти неуловимое движение на площади. Следуя за сотней любопытствующих взглядов, я повернул голову туда, откуда появились три рослых бородатых охранника с тремя прямоугольными коврами в красных и синих тонах. Расстелив ковры в ряд, они удалились в шатер, временно разбитый на площади, и привели из него три сгорбленные и закутанные с ног до головы в белые одеяния фигуры.

Каждую из фигур поставили на колени на принесенные ранее ковры, склонили их головы так, что я увидел красные нити, перетягивающие их шеи. Эти нити ярким огнем светились на белом в лучах немилосердного полуденного солнца. Рассмотрев этих людей более внимательно, я обратил внимание, что их руки были туго стянуты за спиной, а в их позах застыла неотвратимость чего-то неизбежного.

Вдруг толпа, словно по чьей-то команде, вмиг стихла, и над площадью повисла зловещая гнетущая тишина. Снова подали свитки, которые мне предстояло прочесть вслух. Совершенно свободно, привычно и легко, громким голосом, неспешно я зачитал фразы из этих документов, слова, которые к, моему глубочайшему изумлению, оказались тремя … смертными приговорами.

Внезапно я все осознал. Площадь с ее прекрасными домами, арками и колоннами в стиле мудехар, притихшая в ожидании волнительного действа толпа, мрачные в своем спокойствии стражники, арабская вязь в свитках, – все вдруг поплыло, закачалось перед моими глазами, а огненный шар пылающего и раскаленного добела солнца заполонил собою все пространство, и просить его о пощаде было бесполезно.

Положив свитки с приговорами на стол, я понял, что тот предмет, взятый мною со стола ранее, представлял собой блестящую, сверкающую смертельным серебром, остро наточенную саблю палача. Это я огласил приговоры, и я же приведу их в исполнение на глазах у жаждущей крови толпы!

Я встал наизготовку возле первой жертвы. Кто-то в толпе издал вздох, но его сразу же оборвали, а один из охранников насторожился. Красные нити на белом. Подсказки, жестокие ориентиры для палача. Необходимо рубить строго по этим линиям, но самое главное – никакой крови не должно быть на моей одежде. Почему-то я знал это. Для палача нет ничего более позорного, чем кровь казненного на одеянии, ибо идущий на казнь – самое презренное существо, хуже плешивого барана.

Напряжение достигло своего апогея, едкий пот струился по лбу, устремляясь прямо в глаза, безжалостно разъедая их, но я нечего не чувствовал. Мой взор и вся моя сущность были сосредоточены на красных нитях, обвивающих шеи тех, кто должен был покинуть этот мир в ближайшие секунды.

Взмах, – и первая голова упала на ковер, за этим следует еще два резких взмаха, – и тот же результат. Еще две головы, словно разрезанные арбузы, мягко опускаются на предназначенные для них места, напитывая ковры своей ужасной кровавой мякотью. Обмякшие тела фонтанируют, извергая из себя остатки жизни, но далеко не это заботит меня в этот момент. Я чувствую странный едкий запах. Это запах смерти. Она пахнет аммиаком и ржавым металлом. Кровь. Не запачкал ли я кровью свои одежды? Незаметно осматривая себя, я даже не замечаю и не слышу рева ликующей удовлетворенной толпы. Стук собственного сердца перекрывает все вокруг, становясь самым невероятно оглушительным звуком во Вселенной, отозвавшись прямой угрозой для всего моего существования.

Наконец, и я с облегчением думаю об этом, каждый получил свое: жертвы – быструю смерть, я – чистую одежду, подтверждение своего профессионализма и успешного продолжения карьеры. Между тем, тела вместе с коврами уже засунули в холщовые мешки и уволокли, а головы надели на колья, – они будут в течение недели торчать на площади на потеху приходящим сюда за покупками законопослушным горожанам. Завтра же здесь развернется базар, с бойкими торговцами, запахами чудесных пряностей и волшебных фруктов, криками торгующихся людей и суетой. До следующей казни. Так было, так будет, и этот порядок не подлежит изменению.

Проснулся я от звонка телефона. Это звонила Кирена, чтобы сказать, что она не больше не вернется.

VI.