Кир

Сама Судьба подарила мне встречу с принцессой, и та же Судьба начертала ей роль первой и единственной любви в моей жизни.

Судьба же однажды нас с ней и разлучила – надо признать, забегая вперед…

Но пока что мы с нею порхали по миру на персональном Boeing добрейшей королевы-матери в обязательном сопровождении телохранителей, горничных, камердинеров, гастрономов, кондитеров, стилистов, массажистов, журналистов ведущих газет, дипломатов и, конечно же, любимчика принцессы – чеширского кота.

…Замечу, впрочем, что кот с первой встречи при виде меня ревниво урчал и злобно топорщил шерсть; его неприязнь ко мне заметно усилилась после таинственной истории с матерью моей; не случайно я вспомнил, как писали в Большой Советской Энциклопедии, что коты видят призраков…

Нас повсюду встречали боем барабанов и громом военных оркестров, пушечными салютами и парадными шествиями, морем цветов, улыбок, объятий и рукопожатий; потом вдоль дорог, по всему пути следования от аэропорта нас сердечно приветствовали, стоя на коленях, тысячи людей с транспарантами, флагами и моей фотосессией на кресте…

64

…Меньше всего я желал бы раздражать нечаянного читателя моей исповеди чрезмерностью описаний королевской роскоши, нежданно свалившейся на меня.

Дворцы, будуары, кровати размером с аэродром, гобелены, расшитые золотом, венецианские зеркала, беломраморные купальни с журчащей проточной водой и прочие осязаемые аксессуары сладкой жизни – все это способно вызвать у разных людей в лучшем случае снисходительную улыбку (хуже – презрение).

В самом деле, бестактно кичиться достатком, когда на земле столько голодных и обездоленных, униженных и оскорбленных.

Особенно это понятно мне тут и сейчас, в печально известной Дании, на забытом Богом острове Фааборг, в тесной клетке без окон, с двойными стальными дверьми…

С другой стороны, приступая к описанию своей жизни, я поклялся себе даже в малости не отступаться от правды, какой бы она ни была и в какие бы одежды ни рядилась…

65

Итак, я уже начинал уставать от бессмыслицы празднеств, а также безудержного обжорства на бесконечных благотворительных сборищах в защиту голодающих в странах третьего мира (я не мог столько съесть, сколько мне подносили!).

Сколько раз я представлял себе, закрывая глаза, как все эти яства, подобно воздушным шарам, поднимаются в небо и, подхваченные ветром, уносятся в страны третьего мира.

И я даже видел, как эти салаты, ветчины, колбасы, паштеты, грибочки, рулеты, сыры манной небесной нисходят на оголодавшие пейзажи Черного континента.

В моем воображении люди ели, еды хватало на всех, и она не кончалась…

Однажды я все же не удержался и с карандашом в руках посчитал количество блюд со съестным на столах – получалось, продуктами с одного благотворительного банкета в течение месяца можно кормить тысячу голодающих (!); соответственно, с сотни торжеств – вполне по силам осчастливить сто тысяч остро нуждающихся (!), с тысячи – миллион (!), и так далее, везде.

Я также учел, что число этих самых банкетов по миру давно перевалило за миллион – в результате несложных арифметических подсчетов приводило к миллиарду…

Как-то я поделился этим открытием с Маргарет.

Сама идея по-быстрому и легко накормить миллиард голодных (!) ей очень понравилась.

Впрочем, она сказала, что в сугубо практическом смысле эта идея кажется невыполнимой.

Каким-то таинственным образом, по глубокомысленному замечанию Маргарет, любому анормальному альтруистическому порыву у человека обычно предшествует нормальный, эгоистический.

Отчего-то на сытый желудок, согласно многоразовым исследованиям королевских социологов, человек делается якобы добрее (и якобы он звереет от недоедания!).

Когда-то давно, вспоминала принцесса, сей феномен открыл сам Гай Юлий Цезарь Август Германик по прозвищу Калигула: «Пусть сначала пожрет!» – гласила запись в его дневнике.

То же примерно и с разных сторон подтверждают достоверные свидетельства античных писателей того времени: после пирушки патриции Рима обычно бывали сговорчивей и без проблем делились с Цезарем женами и добром.

Инициативу Калигулы подхватил в средневековой Англии печально известный горбатый король Ричард III: с его легкой руки, собственно, и вошло в европейскую моду обжорство и пьянство на благотворительных вечерах.

В отличие от приписываемой Ричарду III знаменитой фразы: «Полцарства за коня», в старинной приказной книге, хранящейся во дворце, сохранилась скупая, как смерть, запись, сделанная рукой кровавого монарха: «Накормить, напоить, все отнять и прогнать!»

И снова мы с Маргарет спорили до хрипоты о плюсах и минусах двух известных путей развития человечества – эволюционного или революционного.

– Оставь все как есть, и пусть будет, как будет! – просила принцесса, в который по счету раз.

– Революция – крест, ты уже на нем побывал! – напоминала она.

– Есть наша любовь, наконец! – повторяла, желая меня образумить.

Я больше жизни любил мою Маргарет и пуще смерти страшился ее обидеть.