– Да. Я испугалась, – ответила Элен, – очень испугалась. Даже испуг не то слово, чтобы описать моё состояние! Я была в ужасе! – Элен переплела пальцы рук и сжала их, – я быстро стёрла отпечатки пальцев, где только могла случайно дотронуться. И сбежала.
– Что было дальше?
– Дальше? – рассеянно переспросила Максимова, – ничего. Я вернулась в свой номер.
– И потом? – подтолкнул её майор.
– А потом я ничего, не объяснив Мирославе, уехала. Она спрашивала меня, почему я так спешу покинуть город, но я ничего не могла сказать ей. Я умирала от страха и отчаяния. Это сейчас я понимаю, что должна была открыться ей, и она помогла бы мне.
– В первую очередь вы должны были позвонить по 02 и сообщить об убийстве.
– Да, конечно, – согласилась Элен, – но я об этом даже не подумала.
– Я бы, пожалуй, поверил вам, – медленно проговорил Казаринов, – если б не несколько «но»…
– Каких «но»?
– Улики.
– О чём вы говорите? – удивилась Элен.
– В номере «Брига» обнаружено письмо Томашевской, адресованное вам.
– Да… я где-то обронила его, но не помню где.
– Вы сказали, что не входили в номер дальше прихожей?
Максимова согласно кивнула.
– А письмо найдено не в прихожей, а в комнате.
– Я не могу этого объяснить, – растерялась Элен, – этого просто не может быть.
– Кроме того, – продолжил Казаринов, оставляя без внимания реплику Элен, – на столе были обнаружены два стакана. На одном из них следы ваших пальцев и вашей помады.
– Но я ничего не пила в гостинице «Бриг»! Я уже говорила, что не проходила дальше прихожей.
– Тогда, как же вы объясните всё это?
– Я не знаю.
– В руке убитой были зажаты ваши волосы.
– Это бред! Полный бред! – воскликнула Элен.
– По всей вероятности, Томашевская впустила вас, и ваша беседа сначала проходила вполне мирно. Но потом, вы поссорились. Может быть, Томашевскую не устроила сумма, которую вы были готовы заплатить за её молчание, и она потребовала больше в два, в три раза. Вас это взбесило.
– Тогда почему же я не убила её в комнате?! – не выдержала Элен.
– Должно быть, вам удалось сдержаться в силу вашей природной хладнокровности, – продолжил майор.
– А в прихожей хладнокровность покинула меня?! – Элен бросила резкий взгляд на майора.
– Возможно, Томашевская подлила масла в огонь, когда вы уже собрались уходить, и ваше терпение лопнуло. Вы схватили её и ударили головой о косяк. Может быть, сначала просто ударили, она ответила, а потом…
– Довольно! – оборвала его рассуждения Элен, – замолчите! Это абсурд!
– Было бы лучше, если б вы сознались в непредумышленном убийстве, – заметил майор.
– Кому лучше?!
– Вам.
– Никогда!
– Все улики против вас.
– Вы их подделали! – закричала Элен, – думаете, я телевизор не смотрю, газет не читаю?! Всем известно, что у вас творится!
Майор с сожалением покачал головой, – увы, Элен, увы. Экспертиза дала неопровержимые результаты.
– Где мой адвокат? – спросила Максимова.
– Наверное, скоро будет, – пожал плечами Казаринов.
– Я хочу, чтобы меня выпустили до суда под залог.
– Это решать не мне, – ответил Казаринов.
– Вы сказали про экспертизу, – нерешительно проговорила Элен, – зачем?
– О, господи! – воскликнул майор, – вот, пожалуйста, – он протянул ей бумагу.
– Что это?
– Результаты экспертизы, – ответил Казаринов.
Элен взяла из его рук листок и прочла его от первой буквы до последней точки.
Буквы прыгали перед её глазами, строки двоились, расплывались.
– Это невозможно, – прошептали губы Элен, – я ничего не понимаю…
Она подняла глаза на майора и тотчас опустила их.
– Это нереально, – Элен обхватила голову руками. Ей стало казаться, что кабинет начал вращаться вокруг своей оси.
– О, боже! – выдохнула она, – о боже!
Казаринов пожал плечами в знак того, что ни чем не может ей помочь.
Элен побледнела и похолодела, как оконное стекло на глазах покрывающееся густым слоем инея.
Состояние Элен насторожило майора. Он поднялся, чтобы налить ей воды.
– Нет, – пробормотала Элен. Её губы дрожали, – нет, – она отчаянно замотала головой и уронила листок.
Казаринов налил воды и протянул ей. Потом поднял бумагу и положил её на место.
Ему вдруг стало жаль сидевшую перед ним женщину.
– Непредумышленное убийство при хорошем адвокате, – осторожно заговорил он, не сомневаясь в её вине.
– Не надо! Замолчите! – Элен протестующе подняла руку, – не пытайтесь уговаривать меня. Я точно знаю, что не убивала. И никогда не признаюсь в том, чего не совершала. Никогда! – она плотно сжала губы.
– У вас нет алиби, – хмуро брякнул майор.
Элен показалось, что её замуровывают в стену, и этой фразой майор вложил в кладку последний кирпич.
– Нет, – подтвердила она. И спустя секунду добавила, – но это ничего не значит.
Казаринов не испытывал профессионального удовлетворения, загоняя в угол эту красивую измученную женщину.
Азарт охотника и холодный расчёт приходили к нему тогда, когда он сталкивался с матёрыми преступниками и отпетыми негодяями.
А это преступление казалось ему нелепой случайностью, в которой виноваты обе стороны – и жертва, и невольная преступница.
– Конечно, скорее всего, она не признается, – подумал Казаринов. Он посчитал, что допрос закончен и выключил диктофон.