На обратной дороге часть пути мы решили проделать пешком. Саша бежал впереди меня и весело смеялся, просто заливался. И вдруг, он резко остановился, попятился и закричал. Я сначала ничего не понял, только испугался за своего ребёнка. А когда подошёл поближе, то увидел мёртвого кота. Его убил какой-то варвар. Саша кричал и плакал. А я не знал, как его успокоить. Не находил слов. Уже дома, поздно вечером, у меня сложились строки:
Блеск в глазах. Они живые?!
Окровавлен мёртвый рот.
На сугробы, на крутые
Кровь из раны не течёт.
И кому, какое дело
До бродячего кота?
Что же сердце онемело
И душа пустым пуста?!
Не вулкана изверженье,
Не потоп, не ураган;
Просто в это воскресенье
Совесть поймана в капкан.
Меж убийцами различий
Я не вижу. В чём они?
Человечье лишь обличье,
А в душе что? Загляни!
Тот в Освенциме, в Хатыни,
Во Вьетнаме, в Хиросиме,
А от этого у нас
Жизнь кота оборвалась.
От кота до Хиросимы
Не такой уж долгий путь!
Мёртвый! А глаза живые!
Не забыть! И не вернуть!
Я обо всём рассказал Элен. А когда мы уложили нашего сына спать, я прочитал ей эти стихи. Мне, кажется, что Элен едва не заплакала.
А потом… мы долго лежали в постели, тесно прижавшись, друг к другу.
Так и уснули, не размыкая объятий.
***
Почти год я не касался своего дневника.
За это время жизнь порадовала меня. Благодаря Элен, издано несколько новых сборников моих стихов.
Я был на книжной ярмарке нашего города. Мои книги хорошо раскупаются. Элен почти весь день была рядом и сказала, что очень гордится мной. Потом у нас были гости. И тоже все разговоры были о моих стихах. Конечно, я был на седьмом небе от счастья. Спать легли поздно. А среди ночи я неожиданно проснулся и написал стихотворенье:
За калиткой алели маки,
Звёзды тихо роняла ночь.
Был хозяин злее собаки
И собака сбежала прочь.
И наивно подумали маки, -
«Что ж, характером не сошлись,
Надоела, должно быть собаке,
Надоела собачья жизнь».
А собака, живя за городом,
Вспоминает ночной порой,
Без печали небритую бороду,
И цветущие маки с тоской.
–
Я разбудил Элен и прочитал ей это стихотворение. Она не рассердилась и отнеслась к моему шедевру весьма благосклонно.
***
Наступил август. Какое-то время я был весьма доволен собой. Много писал. Занимался с сыном. Набросал черновой вариант поэмы. Но вдруг почувствовал себя усталым. Столько лет растрачено впустую.
***
Есть великое – ДА!
Есть великое – НЕТ!
Между ними плутает – НЕ ЗНАЮ.
Ярко светит звезда,
Робко брезжит рассвет.
Ветер тени деревьев качает.
Как судьбы без следа
Избежать? Где ответ?
И в смятенье душа замирает.
Есть великое – ДА!
Есть великое – НЕТ!
В рабство судьбы уводит – НЕ ЗНАЮ.
***
За окном густо шумят отяжелённые плодами яблони. Почему-то не слышно стрижей. Наверное, они уже улетели.
Элен, как всегда, ещё не пришла.
Кажется, наше чувство привязанности друг к другу тает с каждым днём.
Мне жаль, что я достаточно поздно понял это.
Но ведь я не могу жить без Элен. Я даже существовать без неё не смогу! На какие деньги?
Я стал до безобразия меркантильным. Что со мной?
Неужели, Элен, действительно ускользает?..
***
Она ударялась о ветер,
Как ласточка о скалу,
И тёплый лазурный вечер
Ей прошептал, – «люблю».
Но вечер тончал и таял
И вовсе пропал меж звёзд.
А где-то надрывно лаял
Цепь оборвавший пёс.
И больше они друг друга
Не встретили, не нашли.
И вечности стрелки по кругу
Как волны забвенья текли.
***
Мы сегодня говорили с Элен о Времени.
О начале человеческой жизни и о её конце. Разговор возник неизвестно, как и из чего. Элен была грустной. А потом, вдруг, словно стряхнув с себя все мелкие заботы, всё чужое, наносное, сказала мне как-то по-особенному проникновенно: «Часы заводит рука человека, а сердце рука всевышнего».
Никогда не подозревал, что моя жена столь философски смотрит на мир.
Наверное, за все эти годы, прожитые вместе, я так и не сумел познать свою жену.
Не знаю почему, но я, неожиданно даже для самого себя сказал, – Элен! Давай всё начнём заново!
Но она покачала головой и сказала, что у жизни черновиков не бывает.
И добавила, – у нас и так всё хорошо.
Я был не согласен с ней. Но понял, что спорить бессмысленно.
***
Две золотых, две ярких рыбки,
Стеклянной чаши ободок…
И от неискренней улыбки
Бежит по коже холодок.
Зачем мы вместе, я не знаю –
В холодном сердце искры нет.
Я равнодушно поглощаю
Из прошлых лет, идущий свет.
Прости, прости! В стеклянной чаше
Две ярких рыбки золотых.
Быть может, это души наши?!
… И мне печально видеть их!
***
У Элен, должно быть давно есть другой.
Ну и пусть!!!
***
Не просто ссора или срыв;
Бывает ненависть, как взрыв!
Когда во след не льются слёзы.
Так в погребе пороховом
Годами копится угроза,
Чтоб всё за миг взорвать потом.
………………………………….
Так сердце тщательно и гордо
Боль непосильную души
Скрывало. Но породы твёрдой
Взрыв оглушителен в тиши!
…………………………………………………………На этом дневник обрывался. Хотя эти записи трудно было назвать дневниковыми. Скорее, они были записками, набросанными от случая к случаю.
– Боже, какие дебри, – произнесла вслух Мирослава.
– Что? – спросил, проснувшийся Казаринов.
– Я, кажется, кое-что поняла.
– Что поняли?
– Элен не убивала Томашевскую.
– Вы повторяетесь, – усмехнулся майор.