Кипение страстей

– «Я горд! – прости – люби другого…» – повторила она задумчиво.

– А вы любите Лермонтова? – прервал её размышления Базилевский.

– Я?.. – переспросила Мирослава, – пожалуй, не очень… Он слишком мрачен для моего мироощущения.

– Ну и зря, – сказал он, – вам, наверное, нравятся наши современные рифмоплёты? – в его голосе была нескрываемая насмешка.

Пренебрежение Юрия Базилевского к собратьям по перу неприятно удивило Мирославу.

– А, впрочем, – подумала она, – поэты, кажется, терпеть не могут друг друга…

– Нет. Я люблю Гёте, Шекспира, Тютчева… – ответила она на вопрос Юрия.

– Весь мир театр, – перебил он её, – а женщины неподражаемые актрисы, – закончил Базилевский неожиданно.

– Не припоминаю такого у Шекспира…

Он засмеялся, – это не Шекспир. Это я!

– В таком случае, актёрство присуще не только женщинам.

– Нет, именно женщинам, – упорно проговорил Юрий, и в его глазах вспыхнула ярость.

Но он взял себя в руки и спросил, почти спокойным голосом, – а зачем вы хотите видеть мою жену?

– Опомнился сокол, – подумала Мирослава и ответила, – по делу.

– Секрет? – усмехнулся он.

– Можно сказать, что да. Ведь у вас тоже, наверное, есть секреты?..

– У меня нет секретов. Я открыт миру, а мир открыт мне.

Мирослава решила промолчать, и не отвечать на импульсивные выпады известного поэта.

– Когда я женился, – сказал Юрий, – моя жена казалась мне ангелом.

Мирослава не удержалась, – трудно заподозрить ангельскую сущность в оболочке деловой женщины, да ещё в нашей стране. Без зубов и когтей не обойтись.

– Значит, я ошибался. О! Как я был наивен! Как слеп! – он воздел руки к потолку, а потом схватился за голову, – но я так люблю своего сына! – искреннее отчаяние зазвенело в его голосе.

Мирослава молча, смотрела на поэта.

– Хотите тосты? – спросил он неожиданно.

– Пожалуй, – осторожно произнесла она.

Юрий включил тостер и через несколько минут подал Мирославе тарелку с подрумяненными тостами.

– Вы любите свою жену? – спросила Мирослава.

Базилевский явно не ожидал от неё такой бесцеремонности, он удивлённо воззрился на Мирославу и разглядывал её не отрываясь пару минут.

Она не препятствовала удовлетворению его интереса.

– Когда женился, любил. Очень, – наконец ответил он, – можно даже сказать, слепо обожал, – Юрий глубоко вздохнул.

– А потом вы перестали её любить? – всё так же спокойно спросила Волгина.

Базилевский пожал плечами.

– Что-нибудь случилось? – не отступала она.

– Не знаю! – резко ответил он, – ничего не знаю.

Юрий поднял чашку с остывшим кофе и, сделав один глоток, с грохотом опустил её на стол.

Мирославе показалось, что чашка разлетится вдребезги, но ничего подобного не произошло.

– Она стала какая-то сумасшедшая, – зло сказал хозяин дома, – носится, как угорелая. Слова не может по-человечески сказать.

Он снова взял в руки чашку и стал водить по дну мизинцем, который украшало некое подобие фигурного напёрстка.

– Кумир Лермонтов, – подумала Мирослава, – а в украшениях подражает Пушкину. Начитанный, неглупый, нервный. До крайности самолюбивый…

– Приехала сегодня, – продолжал Юрий, – даже к сыну не зашла. Вы считаете это нормально? – обратился он к Мирославе.

Мирослава благоразумно промолчала, хотя в чём-то была склонна согласиться с Базилевским.

– Дом на мне, – сказал он, вероятно и не ожидая от неё ответа, – ребёнок на мне, – продолжал перечислять Юрий, – а я, между прочим, творческий человек!

Мирославе показалось, что он сейчас воскликнет, – я гений!

Вероятно, Базилевский так и думал в глубине души, но у него хватало благоразумия не произносить этого вслух.

Мирослава, сохраняя невозмутимость, попросила ещё кофе.

И когда хозяин наполнил её чашку, вежливо поблагодарила его.

Кофе и впрямь был великолепным, даже она равнодушная к божественному напитку, заметила это.

Допив медленными глотками чашку, Мирослава произнесла, – спасибо за угощенье. Извините, что отняла у вас время. Скорее всего, ваша жена появится дома не скоро. Может быть, я застану её на работе…

– Да, нет, же! Говорю вам, она скоро придёт, – раздражённо сказал мужчина и вдруг, переменив тон, почти плаксиво попросил, – подождите ещё. Останьтесь!

– Но…

– Я прошу вас! – Юрию показалось, что Мирослава единственный человек, который отнёсся сочувственно к его душевным терзаниям.

На какое-то время в уютной кухне воцарилась настороженная тишина.

И тут изумлённая Мирослава увидела, что Базилевский смотрит на неё глазами полными слёз.

– Право, – пробормотала она, – успокойтесь. Ничего страшного. Всё наладится, – Волгина дотронулась до его руки, – в каждой семье бывают кризисы…

– Господи, что за чепуху я несу, – подумала она про себя, – какие кризисы?.. Ах, да, в семейной жизни… Надо же как-то его успокоить.

В это время дверь кухни отворилась. На пороге появился белокурый мальчик лет шести с выразительными синими глазами.

Черты его лица не имели ни малейшего сходства, ни с материнскими, ни с отцовскими. И всё-таки этот ребёнок ей кого-то смутно напоминал. Мирослава не могла вспомнить кого именно…

– Вот уж, кто ангел во плоти, – подумала она, глядя на малыша.