Кинжал раздора

Женни отстранилась, потянулась к фляге.

– Зачем в них верить? В людей? – улыбался Барт, пока она пила.

– Людей надо любить! – Он запнулся, соображая, уместно ли Женевьеве сейчас любить Карлоса, и закончил иначе: – Главное, другую веру не потерять!

– Как? Как это у тебя получается? Одной фразой все возвращаешь на место. Хотя не поймешь, когда ты всерьез, когда шутишь… – широко раскрытыми глазами посмотрела на него Женин.

Она встречала умных, очень умных знаменитостей на Вечерах. Они говорили потрясающие фразы. Женевьева просто дар речи теряла от восхищения, как далеко может зайти игра логики и интеллекта. Если, конечно, Женин не теряла нить разговора. Но этот балаболка умел вставить что-то такое, вроде простое, но что затрагивало какую-то струнку в ее душе. И уже не в первый раз.

– А! Не знаю. – Барт пожал плечами. – Рафаэль пророчит мне будущее политика. Говорит, у меня талант в нужный момент сказать значимые слова, не понимая их смысла.

Глаза у него смеялись. Губу изрядно раздуло. «Я расскажу избирателям, в каком виде я однажды видела их политика», – повеселела Женин.

– Все живы. Все здоровы. В двух шагах от столицы. На дороге. Сейчас нас кто-нибудь подберет. Пошли! – наклонился он за рюкзаком.

– Может, здесь подождем? – предложила Женин.

– Не могу, – признался Барт. – Не могу стоять на месте и ничего не делать. Давай до перекрестка, что ли, дойдем. Больше шансов на попутку будет.

Они тронулись в путь. Женин с саквояжем, Барт с рюкзаком за плечами и двумя чемоданами в руках. Топали они по пустынной каменистой дороге в холмах, поросших скудной растительностью. Солнышко набирало силу. Они действительно дошли до перекрестка с проселочной дорогой. Здесь росло одинокое дерево. Женин бросила свою ношу и рухнула в тень. Барт сел рядом и протянул ей фляжку. Женни сделала глоток, добрым словом вспоминая Тень отца Гамлета, столь любезно позаботившуюся о воде.

– Понимаешь, Бартоломью, – сказала Женевьева, снимая ботинок и рассматривая свеженатертый волдырь, – я так боялась этой поездки! Первый раз одна так далеко и так надолго уехала. Но все встреченные люди и в экспедиции, и вот теперь в театре оказались такими отзывчивыми, такими милыми. Все складывалось так замечательно! И вдруг Карлос…

Женни вздохнула.

– Что? – переспросил Барт. – А, Карлос… Лучше скажи мне, что это за дорога, на которой до сих пор нет никакого транспорта? Ничего, пешком дойдем. Доползу, но на карнавале я буду!

– А Дездемона его любит. Может, написать ей письмо? А вдруг подумает, что я сама виновата. Можно написать анонимно…

– Оставь. Она сама разберется, – посоветовал Барт.

Они замолчали, каждый о своем.

– Как же сложно в нашем мире быть женщиной! – вслух горько выдохнула свои мысли Женевьева. – Каждый гад может обидеть.

– Нет, – сказал Барт. – Сложно быть беззащитным в присутствии гада.

– Что он от меня хотел? – ее передернуло. – Какой ужас!

– Полапать хотел, – рассмеялся Барт. – Не сильно представляю, как в набитом вещами кузове можно исполнить «ужас».

– Ах, так тебе еще и смешно? – набросилась на него с кулаками Женни.

– Эй, угомонись, – закрылся от нее Барт. – Я при чем?

Его спасла появившаяся на проселке повозка.

Спасла Барта. Но мало помогла им в их путешествии.

Странный неразговорчивый старик сворачивал через пару миль в свое селение.