Исполнительское искусство признает тоску не только прерогативой человека, но и считает высшим художественным достижением. Многие полагают, что рожденное от навязчивой идеи искусство может помочь человеку в жизни. Невротическая тревога, подспудно присутствующая в исполнительском искусстве, непосредственно выявляется в субъективном организмическом переживании, регистрируемом при контакте с действием актера. Субъективное переживание — это исходная точка, мотивирующая и обосновывающая всякую внешнюю объективность. Висцеральный анализ заявляет о контакте с реальной данностью (страх, неуверенность, инфантильность, вытеснение, вина), которую экспонирует актер, играя роль. Наши комплексы идентифицируют именно те моменты, которые отмечает (с любопытством, удовольствием или отвращением) эмоциональность.
Актер — это человек с наиболее ярко выраженной чувствительностью. Почти всегда сценическая работа, игра помогают ему уклониться от собственной тревожащей реальности, которая вызывает тоску. Роли, которые может исполнить актер, так же бесчисленны, как бесчисленны проявления комплекса в повседневности. Кажется, что актер производит синтез, позволяющий невротическому симптому комплекса выглядеть латентным или "нормальным". Если симптомы многочисленны, то матрица-стандарт, на которой и покоится любое отклонение от оптимальности Ин-се, только одна. Выплескивая в персонаже то, что ему наиболее близко, актер приближается к матрице, или модулю решетки, становится ее вестником, передает от нее информацию. И матрица, таким образом, получает художественное признание.
На сцене актер, наконец-то, может жить. Вся запрещенная, цензурированная, неосознаваемая в повседневности жизнь обязательна на сценических подмостках. Более того, чуждая воля, довлеющая над внутренним миром каждого человека, продолжает существовать, потому что ее латентное присутствие гарантируется убеждением, что все представленное актерами — нереально, и, самое большее, является лишь "искусством". Естественно, на сцене проживается запрещенное, лишенное силы действие — вытеснение. И в преподнесении этого вытеснения обнаруживается (с помощью онтопсихологической методологии) воронка монитора отклонения, засасывающая жизнь через секс, деструкцию, навязчивые состояния. Все, создаваемое человеком, — от кино до театра и искусства в целом, — притянуто к этим трем моментам, вращается вокруг них.
Возможно ли искусство, приумножающее ценности человека, помогающее ему становиться больше? "Становиться больше" отличается от "иметь больше". Актер больше имеет. "Становиться-болыпе" означает становиться интимно близким знанию, расширяя потенциал сущности.
Обычно неврозы относят к сфере патологии. Актер, напротив, может свободно выражать свой невроз, который не просто принимается социальной культурой, а восторженно приветствуется. Мы отвергаем невротика, контролируем его и не придаем ему никакой ценности. Но мы с удовольствием впускаем в себя невротическую агрессию актера, который выплескивает лишь вытесненный материал, воспрещенное действие. В таком случае патология уже предстает под светом рампы, передает послание, утверждает эстетику, исполняет воспитательную функцию.
Как актеру удается положительно высказать вытесненное действие?
Если в существующей в обществе культуре все невротики пребывают в роли больных, изолированных и контролируемых преступников, то актер становится свободным больным, свободным преступником: ему позволено открыто играть болезнь, исполнять анти-искусство, утверждать нонконформизм по отношению к человеческим ценностям: уничтожать то, ради чего изначально появились искусство и исполнительское мастерство.
"Круглый стол" с
Вытеснение, действующее в жизни на бессознательном уровне, воспроизводится сознательно в исполнительском действии и признается публикой, которая идентифицирует себя с ним, от него не избавляясь.
Но смысл создания произведения искусства, скорее, состоит в творении жеста, знака, слова, того, в чем медиумически выражается Ин-се человека.
Мы не можем признать за искусством катарсической функции, потому что оно не только не устраняет вытесненного, но и подтверждает его существование, поскольку представляет, освящает вытесненный материал как искусство. Подлинный катарсис происходит лишь тогда, когда человек преодолевает собственные комплексы, достигая трансцендентности самого себя. Человеку необходимо стремление к большему для того, чтобы вновь обрести в своей сокровенности ту сущность, которая и дает ему основание быть. Всякая артистическая деятельность должна возвращаться к онто Ин-се с целью реализации исторического, существующего человека. Искусство становится по-настоящему креативным, если покидает невротические и невроз вызывающие знаковые проявления. Это искусство бросает вызов закованному человеку, чтобы, разрушив все преграды, дать излиться на свет Божий той точке, которая обосновывает всякую телесность, всякий жест, всякую условность, всякую феноменологию.