– Не только понимает, но и сам позволит ей выйти из-под контроля. На какое-то время, естественно.
Произнеся это, Кузгумбаев исподлобья взглянул на Елагина и увидел, как тот, скептически поморщившись, качает головой.
– Русаков на это не пойдет. Существует опасность, что его попросту оттеснят, отстранят от дел, а может, и… устранят.
Поняв, что размышления зашли в тупик и выводят их на повторный круг сотворения старой версии, президенты вернулись в зал, где продолжался концерт и где стол был снова накрыт.
– Я понимаю, – мрачно осмотрел этот гастрономический рай Русский Брат, – восточное гостеприимство… красивые девушки. Зажигательные танцы… Но мне пора.
– Куда пора? Зачем?! – голосом искушенного тамады вопрошал Кузгумбаев. – Стол накрыт. Люди готовились показать искусство самому Президенту России. Зачем обижать людей? – теперь уже Елагину явственно чудился кавказский акцент. – Выпьем за новый союзный договор, за содружество народов.
Прошло еще около часа. Потеряв всякое терпение, Елагин решил игнорировать законы восточного гостеприимства и решительно поднялся. Но Кузгумбаев остался сидеть.
– Что, опять что-то не так? – устало взглянул он на русского.
– Нам пора улетать, Оралхан Изгумбекович, – как можно решительнее проговорил Елагин. – Пусть подадут машины. Мы уезжаем.
– Зачем торопиться, Владимир Андреевич?
– Оралхан Изгумбекович, я уважаю ваши традиции, но…
– Здесь дело не в традициях.
– В чем же? – насторожился русский.
– Вылет отложен.
– То есть как это «отложен»?
– Еще на два часа. Что-то там в аэропорту…
– Что… в аэропорту?! – побагровел Елагин.
– Чисто технические неполадки. Еще раз проверяют самолет.
Русский поиграл желваками и оглянулся на сидевшего за соседним столиком первого помощника.
Тот пожал плечами и скорчил такую рожу, словно уселся на жаровню.
– Я тоже не все понимаю, – сурово произнес Кузгумбаев. – Но с вылетом торопиться не надо. Самое мудрое в вашей ситуации – это ждать.
– В «моем положении»?
– Точнее, в нашем с вами положении, – спокойно уточнил Казах-Ата. И снова Елагина поразило то, с каким холодным безразличием ведет себя Кузгумбаев. Он словно бы вообще потерял интерес к своему высокопоставленному гостю: уедет ли он или останется еще на какое-то время; доволен или не доволен… В этом-то он как раз и заподозрил проявление пресловутого восточного коварства.
– Задержка… как-то связана с тем, о чем мы с вами говорили?
– С имитацией переворота? Нет, конечно, – все с тем же спокойствием, да с колкой ироничностью в голосе заверил Казах-Ата. Он твердо решил, что о требовании из Москвы задержать самолет Елагина умолчит. Не желал встревать в их «московские игры».
Еще вчера Отец Казахов представал перед главами других суверенных республик, а также перед прессой, в образе решительного сторонника «сохранения Союза во что бы то ни стало», при любых обстоятельствах. Но лишь очень узкий круг доверенных лиц знал, что, везде и всюду выступая за сохранение Союза, за подписание нового договора и незыблемости рублевого пространства, он тем не менее дал указание разрабатывать – сохраняя режим суровой секретности – образцы купюр казахской валюты – тенге.
Роль убежденного, яростного приверженца Советского Союза нужна была Кузгумбаеву по нескольким причинам: во-первых, этим он отвлекал от себя подозрения Москвы, а значит, сдерживал московских политиков и силовиков; во-вторых, успокаивал огромную массу русскоязычных, буквально наводнивших его гигантский по размерам, но слишком малолюдный Казахстан, в большинстве регионов которого казахи составляли явное меньшинство.
Если уж в Прибалтике русскоязычное меньшинство без конца провоцирует нестабильность, то можно себе представить, что произойдет, если точно так же оно будет вести себя в Казахстане, где значительные территории заняты переселенцами-целинниками, а каспийско-уральский регион давно обжит воинственным казачеством. К чему торопиться и лишний раз рисковать? Словом, до поры до времени он играл со Старшим Братом в поддавки, выигрывая время, укрепляя свое положение и в Казахстане, и во всей Средней Азии; на международной арене.
Кузгумбаев твердо решил для себя, что, даже дав согласие стать премьер-министром «обновленного» Союза, оставит в Казахстане такого наместника, который твердо будет проводить политику суверенизации республики, при поддержке, ясное дело, теперь уже союзного премьер-министра. Ну а пройдет какое-то время, и он, Кузгумбаев, Отец Казахов, вернется в свои степи, чтобы продолжить создание Великого Казахстана, будущего Среднеазиатского Дракона.
Президент понимал, что полковник заслуживает того, чтобы как-то отметить его старание, просто показать ему, что он замечен. Но все же, когда Буров вновь возник перед ним, от каких-либо благодарностей по-барски отказался. Вместо этого жестковато повелел:
– Выясните: «ядерный чемоданчик»… – он остался у полковника?..
– Зырянова, – подсказал Буров. – Никак нет, товарищ Президент, не остался.
– То есть? – слегка побледнел Русаков.
– Его отобрал генерал Цеханов. И увез с собой. В Москву.