Киммерийский закат

«Что ты опять выпендриваешься?!» – прошипел вслед ей Курбанов. А вслух спокойно, примирительно предложил:

– Почему бы нам не поговорить нормально, умиротворенно, по-человечески, маз-зурка при свечах?

– Что значит это ваше «маз-зурка при свечах»? – резко оглянулась Лилиан уже с верхней ступени.

– Конечно же комплимент. Душераздирающий комплимент.

– Странноватый какой-то.

– Как и все, что связано со мной.

– Но если хоть раз этот ваш, извините, «комплимент» прозвучит оскорбительно, пеняйте на себя.

– А как звучит в ваших устах все то, что до сих пор приходилось выслушивать мне?

– Снисходительно, – не задумываясь, парировала наследница сомнительной славы латышских стрелков. – Всего лишь, всегда и только… – снисходительно.

«Поговорили, называется, – остался недовольным собой Курбанов. – А ведь именно с ней портить отношения не стоило».

28

– Кажется, нам уже давно пора, – встревожено взглянул на часы Елагин. – Спасибо за понимание, за гостеприимство.

– За гостеприимство не стоит, я еще даже не проявлял его… – скользнула по смуглому лицу Кузгумбаева одна из набора загадочных улыбок Отца Казахов.

– Хорошо тут у вас. Чудесный край. Горы. Великолепная резиденция. Но дела-то ждут в Москве.

– Вот именно, дела ждут в Москве, – неожиданно разговорился Президент Казахстана. Хотя до сих пор вел себя крайне сдержанно и настолько официально, что иногда это смахивало на самурайское высокомерие. Именно самурайское, ибо Елагин так и определил для себя Отца Казахов – «Самурай». – Но вы-то находитесь в Алма-Ате. Не так часто мы с вами видимся, чтобы столь поспешно прощаться.

Елагин удивленно взглянул на него, потом на своего первого помощника, на начальника охраны, стоявшего чуть в сторонке, как бы за кулисами этого небольшого, превращенного в одну объемную театральную ложу зала.

– В Москве все предельно официально. И это понятно. А здесь можно посидеть, поговорить о жизни, о том, что происходит в мире. Тем более что нам пообещали принести изумительную водку.

– Тоже предпочитаете водку?

– Когда оказываюсь в Москве, то предпочитаю кумыс. Потому что водки там слишком много, а кумыса мало. Здесь же, в Алма-Ате, кумысом я угощаю гостей, а сам предпочитаю водку.

Мелодии были монотонными и бесконечными. Похожие друг на друга, они сменялись почти незаметно, не производя на Елагина абсолютно никакого впечатления. И лишь когда на сцене появились девушки в красочных одеждах, Елагин, которого уже начало клонить ко сну, несколько оживился.

«Лица все еще полуазиатские, – заметил он про себя, опустошая первую рюмку из принесенной кем-то из людей Кузгумбаева водки, – но тела уже полурусские. Пусть скажут спасибо, что мы, русские, наводнили их степи целинниками, осваивающими не только их земли, но и женщин. Улучшая, так сказать, породу».

В следующем номере девушки оказались менее красочно разодетыми, зато более оголенными. Их откровенные, похожие на «танец живота», движения постепенно начали возбуждать Елагина. Выпив еще рюмку, он почувствовал, что не прочь бы с любой из них уединиться.

– Вчера я беседовал с Русаковым. С Президентом СССР, – уточнил Кузгумбаев, выдержав интригующую паузу.

– Давайте, выйдем, – тут же предложил Елагин. – Здесь душновато.

Крохотный дворик, окруженный со всех сторон живой изгородью, с крошечным озерцем посредине и султаном фонтанных струй, показался им обоим идеальным местом для деловой беседы.

– О чем он говорил? – настороженно поинтересовался русский, как только они остановились у бассейна.

– Казенный набор тем. Переговорный процесс. Подписание будущего договора, процедуру которого он предполагает организовать таким образом, чтобы сначала подписали Россия, причем каждый субъект ее, каждая автономная республика подписывала бы самостоятельно, а также Казахстан и Узбекистан. А уж затем, в последующие дни – все остальные.

– Почему не все вместе?

– Предполагается, что во второй и, особенно, в третьей волне появятся самые строптивые. Так вот, если им вздумается вносить в договор какие-то коррективы, Русаков будет нажимать на них тем, что, мол, вон какие республики уже подписали его. Не будем же теперь все изменять и заново подписывать!

– Понятно, – разочарованно протянул Елагин. И Казах-Ата уловил в его голосе явное разочарование. Он-то хотел услышать нечто более существенное.

– Но важно не то, что он говорил, а то, о чем он… не говорил.

– И о чем же он не говорил? – вмиг оживился русский.

– У меня сложилось впечатление, что он и сам не очень-то доволен проектом нового договора, поэтому кое-какие положения попросту хотел бы «переиграть».

– В сторону?..

– …Позиций прежнего договора, но с еще более прочным и полномочным центром и лишь слегка расширенными экономическими полномочиями союзных республик. Причем полномочия эти касались бы только двусторонних экономических связей – напрямую, но… советуясь с центром.

– И что он думает предпринять?

Кузгумбаев задумчиво прошелся вдоль бассейна, понаблюдал, как резвятся в нем золотистые рыбки и белые лягушки.

– Да, похоже, что предпринимать уже выпадает не ему. Это будут делать другие.