Килл крик

Справа от него вдоль стены тянулась деревянная полка, уставленная фотографиями в рамках. Все фотографии стояли лицом к стене. Дэниел развернул самую крайнюю. Это оказался черно-белый снимок двух девочек восьми-девяти лет, в одинаковых платьях в цветочек, с черными волосами, забранными в хвост. Девочки были зеркальными отражениями друг друга, вплоть до угрюмого выражения на лице.

Дэниел развернул следующую фотографию. Она уже начала желтеть и выцветать. Те же девочки, уже превратившиеся во взрослых, лет за тридцать, женщин, стояли по обе стороны от дряхлого старика с изможденным, покрытым морщинами лицом. У старика были такие же серые глаза, как у женщин. Видимо, это был их отец.

На третьей фотографии появилось кое-что знакомое: сестры позировали перед домом на Кровавом ручье. Одна из них теперь сидела в инвалидном кресле, загадочная катастрофа произошла где-то между вторым и третьим снимками. Вот, значит, они, сестры Финч. Рейчел и Ребекка.

Дэниел прошел дальше по комнате. Ласковый солнечный луч, проникавший в окно, упал на серебряную шкатулку для украшений. Он приподнял крышку, и изнутри тут же полилась тоненькая мелодия. Дэниел узнал Баха, хотя не мог вспомнить, что это за концерт. Пока музыка играла, он обследовал внутренности шкатулки. Она была обита красным бархатом, в верхней части помещались несколько цепочек, а нижняя часть была поделена на маленькие отделения для колец. Украшения оказались небогатые – ни бриллиантов, ни драгоценных камней. Почти все они были из серебра, однако ни одного потускневшего. Украшения сверкали так, словно их начистили лишь пару минут назад.

У края шкатулки, там, где крышка соединялась с корпусом, торчал кусочек чего-то белого. Дэниел аккуратно за него потянул. Это оказалась бумага, но плотная и блестящая. Сердце Дэниела забилось быстрее, казалось, вместо крови по его венам бежит чистое волнение, такое неожиданное. Каждое открытие в этой комнате принадлежало ему, и только ему. Остальные колотились, как дураки, в стену, а он, Дэниел, был здесь. Проход в тайное помещение был предназначен лишь для него.

Придерживая шкатулку за края, Дэниел вытащил внутреннее отделение. Под ним лежала стопка снимков, бесцветных, зернистых, сделанных на заре фотографии. Это были крупные планы седоволосой женщины, глаза ее были затуманены катарактой, а рот полуоткрыт, словно она собиралась заговорить. Она сидела за круглым столом, держась за руки с мужчиной и женщиной по обе стороны от нее; те явно ожидали чего-то.

«Медиум, – догадался Дэниел. – Она проводит сеанс».

Снимков было всего четыре, все сделаны с одного и того же ракурса с разницей лишь в несколько секунд. По ним можно было проследить, как полупрозрачный изогнутый сгусток вырывается все дальше и дальше изо рта старой женщины, протягивается над столом, точно призрачная рука.

Дэниел перевернул последнюю фотографию. В нижней части карандашом мелким аккуратным почерком было выведено слово «бабушка».

Сестры Финч были наследницами весьма странной династии. Они наверняка пришли в страшное волнение, обнаружив этот дом, вместилище такого богатого потенциала. Они каждую ночь спали под этой крышей, каждый день ходили этими коридорами – вряд ли им потребовалось много времени, чтобы понять, что́ досталось им в собственность. Главной целью сестер стало поставить энергию дома себе на службу, пробудить дремлющую сущность, порожденную молвой.

Дэниел сложил фотографии обратно в тайник и вернул внутреннее отделение шкатулки на место. Опустил крышку, и классическая мелодия немедленно стихла.

Сзади что-то скрипнуло. Так скрипят колеса кресла-каталки, если кресло легонько толкнуть вперед. Дэниел услышал, как тихо шаркнули по полу туфли, – кто-то переминался с ноги на ногу. Внезапно его охватило чувство, будто кто-то стоит у него за спиной, смотрит на него, ждет, когда он обернется. Он ощущал взгляд чужих глаз. Прислушался, и ему показалось, что он различает шелест приглушенного дыхания.

Сжав кулаки, готовый драться, Дэниел развернулся. В следующий миг руки его разжались. Сердце забилось неровно, будто игла, прыгающая на поцарапанной пластинке.

Вначале та, что стояла перед ним, была лишь тенью, силуэтом на фоне льющегося из окна ослепительного света. Но еще до того, как она шагнула вперед, еще до того, как отраженный свет упал на лицо, Дэниел узнал ее. Он все понял по тому, как падали на плечи ее волосы, по еле заметным изгибам наливающегося юностью тела, по легкому аромату духов, пряно-цветочному, повисшему в воздухе.

Самым сложным было не догадаться, кто перед ним, но поверить, что это происходит наяву. Разум отчаянно пытался разуверить Дэниела. Такого просто не могло быть. Это оптическая иллюзия. Галлюцинация, созданная его пораженным скорбью сознанием.