– Его нет. Уехал сегодня, часов в десять. Не сидится ему дома, горюет… и на меня кричит без всякого повода… Злой, как овод, – недовольно пробубнила горничная.
– Как их превосходительство появятся, пусть позвонят мне, – сухо выговорил Клим Пантелеевич и протянул визитную карточку, на которой был написан номер телефона Могилевского.
– Не беспокойтесь, милостивый государь, передам.
Ардашев развернулся и пошел вниз. На улице ему встретился дворник.
– А скажи, любезный, ведь это ты сегодня барону Красицкому ворота открывал? – протягивая целковый, осведомился статский советник.
– Так точно, вашбродь, – пряча рубль в карман фартука, ответил бородатый мужик с бляхой.
– А в котором часу?
Дворник почесал за ухом и проговорил неуверенно:
– Точного времени не скажу, но десяти еще не было или, может, самая малость одиннадцатого.
– Уехал один или с ним еще кто-то сидел?
– Один. Никого с им не видал…
– Спасибо, голубчик, выручил, – изрек Ардашев и зашагал к коляске.
Кучер, услышав шаги, встрепенулся и, подавив зевоту, спросил:
– Куды прикажете, барин?
– На Главный почтамт, а оттуда прямиком в сыскное отделение, что на углу Владимирской и Большой Житомирской.
– Слушаюсь, – рявкнул автомедон и, смахнув ладонью сон с лица, покатил по мостовой.
«Все-таки барон не удержался и сам принялся за расследование. А что ему оставалось делать, если я не дал конкретного ответа на его просьбу взяться за это дело. Но с другой стороны, как я могу что‑то обещать людям, если МИД может вызвать меня в любое время? Хочется надеяться, что с Красицким все в порядке», – рассуждал про себя Ардашев. Он и не заметил, как коляска остановилась у знакомого здания.
На почте статского советника уже ждал большой серый конверт с сургучными печатями на его имя и отметкой «до востребования». Клим Пантелеевич распечатал конверт и тотчас же улыбнулся: на гектографе откатали не только нужную ему статью о «Берлинском черном вдовце», но и весь номер «Berliner Volkszeitung». «Ай да молодцы!» – мысленно похвалил он коллег и вернулся к экипажу.
Всю остальную дорогу он перечитывал газету и еще более убеждался в своем раннем предположении.
На углу Софиевской улицы, не доезжая до памятника Богдану Хмельницкому, толпился народ. Людей становилось все больше. Они стояли и смотрели, как в саженях десяти от них полыхало пламя и черными клубами валил дым. Фаэтон остановился. За ним встали и другие экипажи. Городовой свистел в свой нейзильберовый свисток и призывал людей разойтись и не мешать прибытию пожарной команды.
– Чай механическая коляска горит? – привставая на козлах, воскликнул извозчик и вскрикнул: – Ой, господи, так она в столб въехала вместе с человеком!
Ардашев расплатился с извозчиком, оставил ему целковый на чай и стал пробираться сквозь плотную толпу. Подойдя ближе, он почувствовал запах горелой человеческой плоти, знакомый каждому воевавшему солдату. Огонь уже съел колеса и переднее сиденье, на котором, уткнувшись головой в руль, сидел обгоревший водитель. Неподалеку валялась пустая, треснутая, оплавленная бутылка из темного стекла. Автомобиль врезался в фонарный столб и его капот деформировался. От высокой температуры крышу «Форда» повело, но номер удалось разглядеть. Это была машина барона. Горел и сам деревянный столб. Начали трещать и плавиться электрические провода. Посыпались искры. Народ в панике попятился назад.
Вскоре послышался колокол пожарного грузовика с бочкой. Люди расступились, освободив подъезд. Огнеборцы размотали рукав, но увидев, что горят провода, остановились. Они сняли с машины лопаты и принялись забрасывать пламя землей с клумб. Один из пожарных побежал куда-то, очевидно, звонить на электростанцию, чтобы обесточили всю улицу. Вскоре он появился, крикнул что-то, и заработала помпа. Вода потушила пламя очень быстро.
Наконец примчалась карета «Скорой помощи» и две полицейские пролетки, запряженные четверками лошадей. Фотограф, судебный врач и приехавшие медики принялись за работу. Труп аккуратно извлекли из машины, положили на землю, осмотрели, сфотографировали несколько раз и накрыли простыней. Среди полицейских чинов статский советник разглядел Каширина. Подойдя ближе, он умышленно попался ему на глаза.
– Клим Пантелеевич? Каким ветром вас сюда занесло? – удивился сыщик, протягивая руку.
– Ехал к вам, да вот застрял.
– Ко мне? А что стряслось?
– Собственно, вы сами видите.
– Я из-за этого столкновения сюда и приехал. Третьего дня барон сдал нам «катеринки»-фальшаки в виде роз. А тут известие: сказали, что он разбился. Вернее, кто-то на его авто… Может, он, а может, и нет. Ткаченко и послал меня. Поезжай, говорит, Филаретыч, посмотри, что да как, разберись на месте.
– Я, правда, надеялся предотвратить его смерть.
– В смысле? – Каширин уставился непонимающим взглядом.
– Я просил его не выезжать из дому до встречи со мной и ни с кем не встречаться. Но он меня не послушал, и убийцы оказались проворней.
– Постойте, а почему вы решили, что его убили, а не он сам разбился?