КиберШторм

Я постоянно возвращался мыслями к прошлому, вспоминал всё, что читал о киберугрозе и винил себя за то, что не отнёсся ко всему серьёзнее. Столько всего нужно было сделать по-другому, чтобы как следует защитить Люка и Лорен. В этом была моя вина.

Мы дошли до реки и пошли вдоль неё. Берег покрывала грязь, и я попытался найти чужие следы. Они были очень старыми.

— Ко всему быть готовым невозможно, — сказала, поразмыслив Сьюзи. — И так, может, даже лучше.

Её кожа была тонкой, словно бумага, в тусклом утреннем свете казалась и вовсе прозрачной.

На лбу она слезала хлопьями. Сьюзи заметила мой взгляд, и я тотчас отвёл его в сторону.

— О, а они съедобные? — спросил я, сменив тему.

С кустов в стороне от тропы свисали овальные коричневатые плоды.

— Это азимина, — сказала Сьюзи. — Удивительно, что белки ещё не съели всё.

Мы подошли к кустам, и она сорвала несколько плодов.

— Они, правда, уже перезрелые. Обычно дают плоды осенью. — Несмотря на это, Сьюзи положила их в карман.

— Что ты имела в виду, говоря «так, может, даже лучше»? — спросил я, когда мы собрали остальные перезрелые плоды азимины.

— То, что кибератака лучше взрывающихся над головой бомб.

Я ничего не ответил. Мы пошли дальше вдоль реки. Интересно, как там Бородины, и что с нашими пленниками — отпустили их или они умерли от голода?

Сьюзи наклонилась и вытянула из воды леску, которую мы привязали к кустам. Она покачала головой, и мы пошли к следующей. Вдоль Шенандоа тянулись к небу стройные берёзки. Землю под ногами укрывали жёлтые листья. Мы прошли мимо небольших порогов, где река бурлила и журчала.

К омуту дальше по течению тянулось ещё несколько лесок. В руководстве по выживанию у меня на телефоне была написано, что такой омут — отличное место для рыбалки.

— Может, нам стоит просто пойти и сдаться, — предложила Сьюзи.

— Кому?

— Китайцам.

— Ты хочешь пройти сотню километров, чтобы сдаться?

— Должен там быть кто-то, с кем мы можем поговорить.

— Сомневаюсь, что это хорошая идея.

После нападения на наш домик в первый же день после прибытия, мы слишком боялись подходить к другим жилищам. Порой мы видели в лесу людей, но держались на расстоянии.

— Надежда всегда есть, Майк, — сказала Сьюзи, будто прочитав мои мысли.

Но даже если мы сдадимся, то где тогда окажемся? Лучше ли будет жизнь в китайской тюрьме? Я вспомнил потоки беженцев на улицах Вашингтона. Куда они все шли? В голове всплывали картины из старых военных фильмов о концлагерях в жарких джунглях Вьетнама. Нет, здесь безопаснее. Нужно продолжать прятаться, бороться за своё выживание и делать всё, что в наших силах.

— Уйдут же они когда-нибудь, — добавила она, видимо, думая о том же. — Придётся. Быть такого не может, чтобы ООН и НАТО позволили им тут остаться.

Мы дошли до омута внизу порогов, я встал на камень и присел, чтобы проверить леску. Её было тяжело вытянуть, словно она где-то застряла, но затем она вдруг поддалась.

— Ха! Поймали. Большого, похоже!

Сомы в Шенандоа могут вырастать до девяти, а то и тринадцати килограммов.

— Вот видишь, — сказала с улыбкой Сьюзи. — Надежда всегда есть.

Я вытащил сома из воды, и он беспомощно забился в воздухе, не понимая, что с ним случилось. Я должен был лучше подготовиться. Нельзя было допустить, чтобы моей семье пришлось пройти через это. Я заглянул в глаза вертящейся передо мной рыбины, взял её за хвост и ударил головой о камень.

Дни 42 — 48 — Первая неделя февраля

Лес ожил в свете полной луны.

Я медленно крался между деревьями, не выдавая себя ни звуком. В темноте мелькали мелкие зверьки. В холодном воздухе леденящим кровь эхом разнёсся крик совы. Между тёмными голыми ветвями деревьев сверкали звёзды. Они не были далёкими, напротив, висели совсем близко, казалось, достаточно залезть на дерево, и можно будет к ним прикоснуться.

Ночь укрыла меня своей тенью.

Теперь я ощущал циклы луны. Я мог определить, в какой она фазе, даже когда спал в доме, и то же касалось неба, изменений в давлении воздуха и ветра — признаков, которые говорили о грядущем дожде. Две недели назад мои чувства были глухи и слепы, я был оторван от природы. Но я менялся.

Я превращался в зверя.

Меня не должна была удивлять жестокость, которой мы стали свидетелями. Люди, по своей природе, жестоки. Мы стоим на вершине пищевой цепи, каждый из нас жив сегодня только благодаря своим предкам, которые убивали и ели других животных — и победили в борьбе за выживание.

И борьба эта шла на протяжении столетий, и мои предки: люди, человекообразные, приматы и те, кто предшествовал им — все они вышли из неё победителями. Каждый из этих зверей в моём роду, длинной цепочке, ведущей к самому началу жизни на Земле, выжил благодаря тому, что убил раньше, чем убили его. Я был последним в непобедимом роду миллионов убийц.

Поэтому меня не должно удивлять, что люди так жестоки.