Женщина на каталке была словно мумия завёрнута в тонкие сине-белые одеяла. Она была в сознании и не отводила от меня глаз, полных страха. Я разговаривал с ней и заверял, что ей не нужно беспокоиться.
К каталке крепилась стойка, а на ней висел пакет с какой-то жидкостью. Из-под одеяла к нему тянулась трубка, и на каждом шагу пакет качался из стороны в сторону и дёргал её. Я проклинал того, кто не закрепил его как следует и пытался, как мог, придерживать. Я даже не знал, что это. А что, если он упадёт? Вдруг он вырвет катетер из вены?
Каталка снова застряла, я едва не перевернул её, и женщина негромко вскрикнула. Я налёг на тележку всем своим весом и, вытолкав её из снега, покатил дальше.
Как только мимо проносилась очередная машина, мир исчезал в темноте, оставались только холод и лёд. Сердце гулко стучало, я силился увидеть дорогу в тусклом свете налобного фонарика.
Волей судьбы мы с этой женщиной оказались вместе в этот час, и время — наш единственный свидетель — застыло, наблюдая за нашей борьбой со смертью.
В тёмном небе угрожающе завис тонкий серп луны. Не помню, когда я последний раз видел её в Нью-Йорке.
Путь в семь кварталов казался бесконечным. Надеюсь, я не пропустил поворот?
Я всматривался в темноту, видел вдалеке спины впереди идущих. Наконец, впереди, в двух кварталах я заметил сине-белый автомобиль полиции. Я сжал холодный металл каталки и ускорил шаг. Лицо и ступни окоченели от холода, но руки и мышцы ног горели.
— Спасибо, дружище, дальше мы сами.
Я поднял глаза. Двое полицейских показали мне жестом, что я свободен, обошли каталку и взялись за ручки.
Я был мокрым от пота.
Они направились в сторону вырытого в сугробе прохода на Тридцать первую улицу, и женщина сказала:
— Спасибо.
У меня уже не было сил, чтобы ответить ей.
Я наклонился, пытаясь отдышаться, улыбнулся ей и кивнул.
Я выпрямился и пошёл обратно по тёмной улице.
— Нам, увы, больше нечего предложить.
Я покачал головой.
— Не надо, вам и за это большое спасибо.
Я наслаждался теплом, обхватив миску супа ладонями. Пальцы кололо, к ним возвращалась кровь, но ноги до сих пор были ледяными. Я зашёл по пути в туалет и посмотрел на себя в зеркало.
Лицо было красным, но ничего похожего на обморожение, слава Богу, не было. Если бы я ещё знал, как обморожение выглядит.
Я взял с буфета чёрствую булочку и кусочек масла. Больше почти ничего и не осталось: только крекеры да пара пачек чипсов.
Второй этаж офисного здания около вокзала и Медисон-сквер-гарден выделили для размещения полиции. Хотя у них и так негде было яблоку упасть, сержант Уильямс остановил меня, когда я снова возвращался в больницу, и пригласил меня к ним в столовую. Я едва на ногах стоял.
Когда я вошёл, никто и внимания не обратил на моё розовое пальто с рюшками. Все были слишком уставшими.
Я осмотрел толпу в столовой, но никого не узнал. Чак остался с девочками. С одной рукой из него помощник был никакой. Мы с Тони и Винсом вместе пошли в больницу, но я их уже давно потерял из виду в царящем хаосе. Ричард под шумок исчез из коридора, когда мы сообщили, что хотим вызваться добровольцами.
Во время эвакуации больных все носили маски, но в столовой их никто не надевал. Либо они знали то, чего не знали мы, либо им уже было всё равно.
Сержант Уильямс показал мне на свободное место, и мы проложили путь к столу. Мы сели вместе с другими полицейскими, и мне пришлось поставить тарелку на стол, чтобы пожать всем руки. Сержант Уильямс сел напротив, снял шапку и шарф и бросил на стол среди других предметов одежды. Я поступил так же.
Запах стоял, словно в раздевалке.
— Это какой-то кошмар, — буркнул один из полицейских и склонился над тарелкой супа.
— Что случилось? — спросил другой.
— Китайцы эти, вот что случилось, — недовольно проворчал он в ответ. — Я надеюсь, Пекин уже сровняли с землёй. Мне пришлось катить от больницы двух дряхлых азиатов, один Бог знает, каких трудов мне стоило не швырнуть их в сугроб на полпути.
— Хватит, — мягко сказал сержант Уильямс. — У нас и так достаточно бед, незачем ещё добавлять. Мы до сих пор не знаем, что происходит, и я не хочу больше слышать подобных разговоров.
— Не знаем, что происходит? — скептически повторил полицейский. — Да у нас в городе настоящая война идёт.
Сержант Уильямс пристально посмотрел на него.
— На каждого, кто затевает беспорядки, приходится пять таких, как Майкл, — он указал кивком головы на меня, — которые готовы рисковать своей жизнью ради других.
Полицейский покачал головой.
— Беспорядки? Я вам покажу, что такое беспорядки. Катитесь все к чёрту. Я сыт по горло.
Он гневно встал из-за стола, схватил свою тарелку и пошёл в другой конец столовой.
Остальные отвели от него взгляд, но один за другим тоже поднялись и ушли.
— Извините офицера Ромалеса за его поведение, — сказал сержант Уильямс. — Мы потеряли сегодня нескольких человек в перестрелке на Пятой авеню. Какие-то идиоты решили обчистить магазины.
Я наклонился и развязал шнурки на ботинках. Пальцы начало сводить от боли, я осторожно пошевелил ими.