Очень скоро он обнаружил оставленные чудовищем следы посреди скал, но даже если бы он их не нашел, о недавнем пребывании здесь дракона говорил стойкий сернистый запах. Клапауций бесстрашно продолжал свой путь, готовый в любой момент применить висящее на плече оружие. Он внимательно поглядывал на стрелку счетчика драконов, которая, постояв какое-то время на нуле, вдруг задергалась, а затем медленно поползла вверх, словно преодолевая незримое сопротивление, и приблизилась к единице. Не оставалось сомнений, что Ехидна находится где-то поблизости, как ни трудно было в это поверить. У Клапауция не умещалось в голове, как Трурль, его испытанный товарищ и прославленный теоретик, мог ошибиться в расчетах и промазать, не сумев уничтожить дракониху. Еще труднее было поверить, что, не справившись с заданием, он вернулся на королевский двор и стал требовать плату за невыполненную работу.
Вскоре Клапауций нагнал растянувшуюся колонну местных жителей, похоже, чем-то очень встревоженных. Они беспокойно озирались по сторонам и старались держаться поближе друг к другу. С тяжелыми мешками на спинах и узлами на головах, они гуськом преодолевали подъем дороги. Поздоровавшись, Клапауций задержал процессию и спросил у идущего впереди старшего, куда это они направляются.
– Мы несем дань дракону, сударь! – ответил тот, похожий с виду на чиновника низшего ранга в заштопанном армейском кителе.
– Дань? Вот как. И что за дань?
– Она, милостивый сударь, включает все, чего пожелал дракон: золото, драгоценные камни, заграничные благовония и множество других ценных вещей высшей пробы.
Ответ безмерно удивил Клапауция, поскольку драконы не требуют обычно подобной дани, и уж точно не нуждаются в благовониях, явно не способных перебить их собственный смрад, да и в золотых монетах тоже, с которыми они попросту не знали бы, что делать.
– А девиц дракон не желает, милый человек? – поинтересовался Клапауций.
– Нет, сударь. Прежде так и было, это да. Вот еще в прошлом году отводил я к нему то пятнадцать штук их, то дюжину, в зависимости от его аппетита. Но с той поры, милостивый сударь, как появился тут один чужак, чужестранец то есть, бродил он здесь по горам с ящиками и аппаратами какими-то, совсем один, без никого… – тут милый человек запнулся и с беспокойством пригляделся к амуниции и оружию Клапауция, особенно смутил его ровно тикающий счетчик драконов, с большим белым циферблатом и подрагивающей красной стрелкой на нем.
– А выглядел он точь-в-точь, как ваша милость! – закончил он чуть дрожащим голосом. – Такое же снаряжение и вообще…
– Я приобрел это все по случаю на ярмарке, – сказал, чтобы усыпить его подозрения, Клапауций. – А скажите мне, мои милые, не известно ли вам, что дальше было с этим чужаком?
– То есть, что с ним сталось? Нет, сударь, этого-то мы и не знаем. Значит, дело было так. Как-то недели две тому… Эй, кум Барбарон, правду я говорю? Недели две, не больше?
– Ага, кум староста, чистая правда, почему же нет? Было это недели две назад или четыре. А может, шесть.
– Ну вот! Пришел он к нам, милостивый сударь, зашел, значит, попотчевался, ничего не скажу: хорошо заплатил, поблагодарил, то да сё, опять ничего не скажу, осмотрел все, по полу и стенам постучал, расспросил зачем-то о ценах прошлогодних, разложил свои приборы, стал какие-то показания с них записывать, да так спешил, что все ходуном ходило, но он поспевал, строчка за строчкой, в книжечку такую красную, что из-за пазухи достал, потом достал этот – как его, кум? – тер… тем… тьфу ты, не выговоришь!
– Термометр, кум староста.
– Точно! Термометр этот вынул и говорит, дескать, это от драконов у него, и давай его совать туда-сюда, опять что-то записал в свою книжечку, приборы в мешок сложил, мешок на плечи, попрощался и ушел. И больше мы его, сударь, не видели! Так это было. Той же ночью что-то загромыхало, ухнуло, но далеко, где-то у Мидраговой горы. Она за той, сударь, над которой ястреб кружит, видите? Это Щелкоперова гора, больно она напоминает нам Его Величество. А рядом прислонилась к ней, ровно ягодица к ягодице, гора Пакуста, ее так потому назвали, что однажды…
– Хорошо, хорошо, хватит про горы, милый ты мой, – прервал его Капауций, – расскажи лучше, что дальше той ночью было. Ухнуло что-то – и что потом?
– Да ничего потом, сударь. Когда ухнуло, изба покосилась, и я с лежанки на пол свалился, да мне не привыкать. Бывало, дракониха почешет зад об угол дома, и не так грохнешься! Вот хоть бы брат кума Барбарона, он в корыто со стираным бельем свалился, когда драконихе захотелось об их дом почесаться…
– Ближе к делу, любезные мои, ближе к делу! – не стерпел Клапауций. – Ухнуло, на пол упал, что дальше-то?!
– Говорю же, что ничего! Было бы что, я так бы и сказал, а если не было ничего, так не о чем и говорить, зря языком молоть. Правильно я говорю, кум Барбарон?
– Ага, так оно и есть.