Созданные пожаром зияющие пробелы надлежало заполнить, и Трурль начал опять творить ангстремиков. Однажды микроманипулятор у него в руке дрогнул, и вместо стремленья к Добру он зарядил ангстремиков жаждою Зла. Испорченный препарат он, однако, не выбросил, а положил в инкубатор, подстрекаемый любопытством: очень уж ему хотелось узнать, что за чудовищный вид примет культура, созданная существами, уже в колыбели подлыми. Каково же было его изумление, когда на предметном стекле появилась культура самая обыкновенная, не хуже и не лучше других!
Схватился Трурль за голову и воскликнул:
– Вот те на! Выходит, из благонравцев, дружелюбов, доброделов и милосердов то же самое получается, что из отвращенцев, омерзитов и тошнотворцев? Да-а… Ничего не понимаю, но чувствую, что где-то рядом укрыта важная Истина! Добро и Зло разумных существ сходные приносят плоды – но почему же? Откуда такое фатальное усреднение?
Покричал он так, поразмышлял, но ничего не придумал, спрятал цивилизации в ящик и пошел спать.
На другое утро сказал он себе самому:
– Как видно, вступил я в поединок с проблемой, труднее которой нет в целом Космосе, коль скоро Я Сам Персонально справиться с ней не могу! Неужто Разум исключает Блаженство? А ведь об этом, похоже, свидетельствует казус Блаженного, который до тех пор таял в экстазе бытийственном, пока я ему мышления не прибавил. Но я такой возможности допустить не могу, смириться с ней не желаю и свойством Природы никогда ее не признаю; не могу я поверить в злонамеренное, истинно дьявольское коварство, укрытое в Бытии, дремлющее в материи, которое только и ждет, чтобы проснулось сознание – как источник страданий, а не радостей Бытия. И напрасны усилия мысли, которая жаждет исправить это нестерпимое состояние! Я хочу изменить мироздание – и не в силах этого сделать. Так что же, тупик? Ничего подобного! А усилители разума как же? Чего я сам не сумею, мудрые машины сумеют. Вот я и построю Компьютерище для решения экзистенциальной проблемы!
Как он решил, так и сделал. Через двадцать дней стояла уже в мастерской машина огромная, басовито гудящая, отменной геометрической формы, которая одно лишь могла и должна была совершить: сразиться успешно с загадкой. Включив Компьютерище, не стал он дожидаться, пока разогреется его кристаллическое нутро, а пошел на прогулку. Когда же вернулся, машина занималась делом невообразимо сложным, а именно: из попавшихся под руку материалов строила другую машину, несравненно огромнейшую. Та, своим чередом, в течение ночи и следующего дня вырвала из фундамента стены дома и снесла крышу, возводя громаду третьей по счету машины. Трурль разбил во дворе палатку, терпеливо ожидая финала этих каторжных интеллектуальных работ, но конца не было видно. Полями, лугами, до самого леса, круша его в щепки, разрастались все новые железные корпусы, и вскоре уже неизвестно какое по счету поколение Компьютерища с низким гуденьем вступило в воды реки. Чтобы осмотреть его целиком, Трурлю пришлось полчаса идти ускоренным маршем. Присмотревшись внимательнее к соединеньям между блоками, он задрожал. Случилось то, о чем он знал единственно из теории; ибо, согласно гипотезе архимастера обеих кибернетик, великого Кереброна Эмтадрата, цифровая машина, получившая задание, для нее непосильное, по преодолении т. н. Барьера Разумности, вместо того чтобы самой мучиться над решением проблемы, строит другую машину; та же, будучи в меру смышленой, чтобы понять что к чему, переложенное на нее бремя спихивает на следующую машину, которую срочно монтирует, и этот процесс перекладыванья и спихиванья уходит в бесконечность! Действительно, стальные лебедки сорок девятого машинного поколения достигали уже горизонта, а шум мышления, состоявшего в перебрасывании проблемы все дальше и дальше, мог бы заглушить Ниагару. Ведь мудрость проявляется в умении свалить на другого работу, порученную тебе самому, и лишь механические цифровые тупицы послушно исполняют программы. Уяснив природу явления, Трурль присел на поваленное экстенсивной компьютерной эволюцией дерево и тяжко вздохнул.