Кибериада. Сказки роботов

А потом всеобщий прогресс в инкубаторе, вмещавшем тысячи препаратов, ознаменовался отважными стеклоходными вылазками; так началась эпоха Межпрепаратных Путешествий. И оказалось, что эмуляты завидуют каскадийцам, каскадийцы – многоступенникам, многоступенники – опрокидам, сверх того пошли слухи о какой-то стране, где под управлением сексократов жилось лучше некуда, хотя никто не знал толком – как. Тамошние обитатели достигли будто бы таких научных высот, что сами себя попеределывали и подключили к гедогонным аппаратам, вырабатывавшим очищенный экстракт счастья; впрочем, критики полушепотом называли сей неведомый край краем слишком уж легкого поведения. И хотя Трурль исследовал тысячи стеклышек – гедостаза, то есть полностью стабилизированного счастья, он нигде не нашел. Так что слухи, возникшие в эпоху Межпрепаратных Путешествий, пришлось, к великому сожалению, сдать в архив. С немалым страхом Трурль положил под микроскоп препарат № 6590, не будучи уверен, порадует ли чем-нибудь эта его последняя надежда. Тамошняя культура позаботилась не только о машинном фундаменте изобилия, но также о расцвете высшего, духовного творчества. Микроскопическое это племя отличалось редкостной даровитостью; великих философов, живописцев, ваятелей, поэтов и драматургов было там пруд пруди, а если кто случайно и не был знаменитым виртуозом или композитором, то уж наверное был астрономом, биофизиком или по крайности прыгуном-пародистом, эквилибристом и артистом-филателистом, да притом обладал еще роскошным бархатным баритоном, абсолютным слухом и цветными снами в придачу. Неудивительно, что творчество в препарате № 6590 било ключом, громоздились груды полотен, вырастали леса изваяний, мириадами плодились ученые книги, трактаты этические и политические и прочие изумительные сверх всякой меры шедевры. Но затем, поглядев в микроскоп, Трурль заметил признаки какого-то неблагополучия. Из переполненных мастерских летели на улицу статуи вперемежку с картинами, прохожие не по плитам тротуара ступали, а по толстому слою гениальных поэм, ибо никто уже никого не читал, не изучал, музыкой чужою не восхищался, будучи сам господином всех муз и гением на все руки. Там и сям поскрипывали еще перья, стрекотали пишущие машинки, хлестали кисти по полотну, но все чаще очередной никому не известный гений выбрасывался с высокого этажа, поджегши перед тем мастерскую. Заполыхало сразу повсюду, и, хотя автоматические пожарные тушили огонь, в скором времени жильцов в спасенных от пожара домах не осталось. Между тем автоматы – золотарные, дворничьи, пожарные и другие – мало-помалу знакомились с наследием вымершей цивилизации, и до того оно им пришлось по вкусу, что принялись они эволюционировать в направлении все большей разумности, чтобы как следует адаптироваться к высокоодухотворенной среде обитания. Так начался окончательный крах: никто уже ничего не тушил, не чистил, не подметал, не канализировал, а было только повальное чтение, пение и театральные представления. Каналы засорились, мусорные баки переполнились, а остальное довершили пожары, и лишь хлопья сажи да обугленные страницы стихов, уносимые ветром, оживляли мертвый пейзаж. Трурль диафрагмировал столь тягостную картину, засунул препарат в самый дальний ящик письменного стола и долго качал головой в полном душевном смятении, не зная, что предпринять. К действительности его вернули крики прохожих: «Пожар!» – а горело не что иное, как его собственная библиотека. Оказалось, книжная плесень атаковала несколько цивилизаций, завалявшихся по недосмотру между томами; те же, расценив это как нашествие инопланетян, подняли оружие против незваных гостей; так вот и загорелся сыр-бор. В огне погибло почти три тысячи Трурлевых книг и столько же микрокультур, а в их числе и такие, которые, по расчетам Трурля, могли еще отыскать пути ко Всеобщему Счастью. Сбив пламя, уселся Трурль на табурете в залитой водой и закопченной по самый потолок мастерской и стал, утешения ради, просматривать уцелевшие цивилизации (пожар застал их в закрытом наглухо инкубаторе). Одна из них до того продвинулась по части науки, что изготовила мощные телескопы, через которые наблюдала Трурля, и эти нацеленные в него стеклышки были подобны бисерным каплям росы. Улыбнулся он добродушно при виде такого научного рвения, но тут же подскочил, со страшным криком схватился за правый глаз и помчался в аптеку – врачевать зрачок, пораженный лучом лазера, который тоже успели изобрести туземные астрофизики.

С того времени он уже не подходил к микроскопу иначе, как в темных очках.