Худший из миров

— Взываю к тебе Могиил, снизойди к своему народу. Спаси Гилию!

Спина человека изогнулась от очередного удара, он упал на бок, свернувшись калачиком. Замутнённым взором мужчина смотрел на большие ступени в нескольких десятках шагов от места падения. Его тело содрогалось от боли и плача.

— Сохрани великое княжество, — прошептал верховный инквизитор, незаметно присоединившийся к участникам процессии поздним вечером накануне.

Он специально сбрил усы и бородку, сделал на лбу длинный разрез, чтобы его залитое кровью лицо не узнали. Великий магистр неспроста отдал приказ, чтобы самобичевателей загнали до полусмерти. Квимада Лармини знал, что время полумер кончилось, ератофанцы захватили уже три крупных города Гилии, тянуть с призывом архонта больше возможности не было. Либо Могиил возьмёт судьбу великого княжества в свои руки, либо гиликов ждёт гибель от рук жестоких фанатиков. Сегодняшнее несправедливое наказание трёхсот горожан покажется жителям столицы невинной шалостью, развлечением.

Потому-то Квимада Лармини и решился стать той самой финальной жертвой, чьи великие страдания развеют сон полульва. Лучше уж умереть так, чем быть растерзанным живорезом. Оставалось только надеяться, что его предсмертное желание будет услышано, ведь именно последние слова обладают наибольшим весом и силой.

Великий магистр Ордена Плети Господней последний раз вдохнул холодный осенний воздух. Судорожно вздрогнул и выпустил свой дух из тюрьмы грешной плоти. Правильным было его решение или нет, узнают только его соратники по правому делу.

Если продержатся достаточно долго, чтобы пережить чуму, войну и голод.

Луч солнца пробил пелену низко нависших над городом туч. Осветил раскиданные у подножия холма тела, упал на лица озверевших от пролитой крови инквизиторов.

Над прилегающей к священному холму площади повисла тревожная тишина: прервалась ругань, прекратился свист плетей, даже стоны истерзанных мучеников на какое-то время затихли. Солнце вновь скрылось за тёмными осенними тучами. Ощущение покинутости и безнадёги овладело всеми участниками ночной драмы, сохранившими к утру хоть толику ясности сознания.

Все чего-то ждали. Отстранённо смотрели на одинокий высокий холм, расположенный прямо посреди города.

Из недр Второго Храма раздался оглушительный львиный рык.

Глава 6. Братья меньшие

Когда я был ребёнком, моя бабуля посадила меня на коленки и сообщила мне, что я неподсуден. «Боги, — говорила бабуля, а говорила она, частенько растягивая слова, поскольку жила в промежутках между пьянством и забытьем, — Боги говорят нам, что благость наших деяний, мой дорогой, исходит из нашего статуса. Знаешь, что это значит, моя душенька?» Ей нравилось касаться своим лбом моего. «Это значит, что ты не можешь согрешить в отношении меньших с-с-с-себя!»

Ричард Скотт Бэккер

Дицуда начал потихонечку привыкать к тому, что они с Рисхартом привлекают внимание абсолютно всех путников, коих из-за войны стало чудовищно много на размякших от дождей дорогах страны.

Во-первых, все шли к столице, а два всадника держали путь прочь от главного города Гилии. Во-вторых, если неопытный инквизитор быстро уделался в грязи практически по уши, то к восседавшему на статном гнедом мерине Рисхарту грязь, казалось, совершенно не липла. Ересиарх буквально сиял своим белоснежным одеянием, его аккуратная чёрная бородка была ухожена, а холёные руки едва касались поводьев. Рисхарт Сидсус выглядел словно сказочный король или принц, не хватало только короны. Бредущие навстречу двум путникам толпы спасающихся от войны крестьян замирали как вкопанные, некоторые протягивали навстречу невероятному человеку руки, прося благословения.

Рисхарт без малейшего намёка на брезгливость позволял дотронуться до себя всем желающим. И постоянно читал свои безумные проповеди:

— Напрасно пытаетесь вы спасти тело и вещи свои, не сумеете в итоге сохранить ничего, из того что вам дорого. Кто суетится и хочет выжить любой ценой, тот лишь приблизит кончину! — начинал Рисхарт обычно за здравие. Учение не поощряло чрезмерную зацикленность на мирском.

Потом самопровозглашённый пророк начинал нести отсебятину:

— Однако и о душе своей не молитесь, только потратите время. Не то вы ищите, чего следует!

А к концу короткой лекции переходил на откровенную ересь:

— Но те, кто жаждет не спасения тела и духа, а настоящего знания, истины — они обретут вечный покой, навсегда вырвутся из круговорота страданий!