Хронофлибустьеры

Я стянул с черепа широкополую фетровую шляпу, обнаружил остатки волос, принадлежавших некогда темному шатену. Капитан Форрет при наших встречах носил завитой и напудренный парик, природную его масть я не знал. Однако цвет клочков шевелюры навел на интересную мысль… Поднял череп, осмотрел его челюсти. Бинго! Зубы оказались на диво хороши для семнадцатого века, когда стоматология находилась в зачаточном состоянии, – зубную боль лечили зубодерными щипцами. А здесь обнаружились светоотверждаемые пломбы, и судовой лекарь «Жирафа» явно не имел к ним никакого отношения.

Соколов… Больше некому. Достойный финал жизненного пути иуды… Хотя кто знает, может, зря наговариваю на человека. Вполне возможно, что Соколов не стал предателем и изменником, а специально был внедрен в Институт в целях подрывной работы. А то как-то он уж больно ловко разоблачил истинную суть нашего Новороссийского филиала, а ведь там безопасностью и секретностью не первоклассники занимались. К тому же Соколов в истории с посланцами Тангароа умудрялся каждым выстрелом попадать в «десятку», – ни единой ошибочной версии, ни единого дня, потраченного на бесплодные поиски… Может потому, что знал: где искать и что искать?

– Признавайся: ты шпион или перевербованный изменник? – вслух спросил я у черепа, словно и вправду мог прозвучать ответ.

Как бы то ни было, именно Соколов стал капитаном галеона после гибели Иоганна-Кристофа и напялил яркий капитанский мундир. Скорее всего, был назначен «морским дьяволом», а не избран экипажем, – с чего бы тем избирать чужака?

А когда все закончилось тем, чем заканчиваются любые сделки с дьяволом, – новоявленный капитан ответил за все. Получил черную метку и тесак под ребра. Или просто тесак, без метки.

Затем флибустьеры эвакуировались с галеона, ставшего непригодным ни для плавания, ни для проживания, и забрали все, что смогли забрать. Возможно, основали где-то неподалеку селение или даже укрепленный форт, – а потом вымерли там от голода, когда доели припасы из кладовых «Жирафа».

Решив, что в общем и целом восстановил картину злоключений корабля и его команды, я вернул мертвецу череп и пошагал обратно на палубу. А там увидел кое-что, пошатнувшее только что сделанные выводы. Мог бы заметить и раньше, но к капитанской каюте пробирался, глядя исключительно под ноги, чтобы не провалиться сквозь подгнившую палубу.

К грот-мачте была горизонтально приколочена потемневшая доска, с одного конца стесанная на манер указующей стрелы. На доске была выжжена емкая и лаконичная надпись на кириллице из двух коротких слов: «МЫ ТАМ».

Получается, столь досконально обчистили галеон не флибустьеры, а бедолаги с «Котлина»? В любом случае они здесь побывали и оставили ведущий к ним указатель… Печально, но если их одиссея растянулась на годы, то шансов спастись от голодной смерти практически не было, даже если завладели всеми запасами «Жирафа». Надо отыскать стоянку «котлинцев» и убедиться, что спасать некого.

Штуцер громыхнул неожиданно, я дернулся, нога скользнула по наклонной палубе, – и гнилые доски не выдержали моей тяжести, подломились.

– Дарк, закругляй экскурсию! – крикнула снизу Рада. – По острову бродят очень неприятные зверушки. Я одну угрохала, но могут быть еще.

– Иду, иду!

Сразу пойти не удалось, пришлось освобождать ногу, концы проломившихся досок сдавили ее как капкан. Но через пару минут я вернулся в «Рейнжер» и первым делом взялся за пеленгатор. Догадка подтвердилась: сигнал шел именно с той стороны, куда была направлена доска-указатель. Вот только путь туда вел по суше, а наш вездеход силой обстоятельств утратил право называться амфибией и мог теперь передвигаться лишь по воде.

Пересекать остров пешком казалось мне не самой лучшей идеей. Двинулись вдоль берега, по широкой и относительно чистой протоке, вела она примерно в том же направлении. И через пару сотен метров навстречу нам выплыла настоящая флотилия.

* * *

Они двигались в кильватерной колонне. Три легких катамарана с А-образными мачтами (ввиду безветрия паруса были свернуты и шли суденышки на веслах), а замыкал колонну флагман эскадры, гребное судно приличных размеров.

Плыли нам навстречу не какие-нибудь относительно человекообразные «головастики», вроде убитого Радой на Славянке. Гуманоиды вполне земного облика, только лица синевато-серые. Выглядели они дикарями: примитивная одежда из кожи земноводных, копья, луки, несколько не то мушкетов, не то фузей… Но гораздо опаснее туземного ручного оружия были четыре бронзовых пушки, уставившиеся на нас с борта флагмана.

Никаких агрессивных намерений жители Ззуусса не проявили. Издали несколько громких воплей, а затем, словно по команде, бросили весла. «Рейнджер» медленно сближался с флотилией, и вскоре я разглядел, что дикари плачут. Самым натуральным образом плачут, и вытирают слезы, и размазывают то синевато-серое, чем раскрашены их лица.