Хронофлибустьеры

Поплыли… Обязанности экипажа распределились иначе: я покинул водительское место, – руль и педали теперь никак на наше движение не влияли. Встал у турели, исполняя обязанности стрелка и заодно впередсмотрящего. Выбирал относительно чистый путь среди скоплений водорослей и отдавал команды Раде и Хуммелю, управлявшим электромоторами. У них поначалу не очень хорошо получалось синхронно отрабатывать повороты, однако постепенно приноровились.

Радиопеленгатор у нас имелся, и мог бы сообщить местоположение передатчика с точностью до десяти метров, – если бы здесь функционировала система ГЛОНАСС. Но с упомянутой системой на Ззууссе проблемы, и мы получили лишь направление на источник сигнала. Сразу по пеленгу не двинулись, продолжили движение прежним курсом, – я собирался через несколько километров засечь направление на передатчик еще раз, а затем уже искать радиобуй в точке пересечения двух пеленгов. Или же отказаться от поисков, если выяснится, что искомая точка слишком далеко, – иначе впустую разрядим аккумуляторы и все равно не доплывем.

Но судьба рассудила иначе. «Рейнджер» не успел добраться до места, намеченного для второго определения, когда я скомандовал:

– Стоп машины!

Над деревьями высился рангоут парусника. Эти мачты, реи и стеньги я опознал бы и еще полвека спустя, – столько дней высматривал их в подзорную трубу с мостика линейного фрегата «Добрыня», флагмана Кенигсбергской эскадры.

Он, «Камелеопард», сиречь «Жираф». Вот и свиделись…

Глава 11. Царь, бог и воинский начальник

Соваться к кораблю хронофлибустьеров было бы рискованно, оставайся он в прежнем боеспособном состоянии. Штуцер «Тираннозавр» – ничто в сравнении с бортовым залпом галеона.

Однако даже с полукилометрового расстояния было видно, что с «Жирафом» не все в порядке. Одной мачты не хватало, уцелевшие торчали, склоняясь набок, многие детали рангоута и такелажа отсутствовали. Я решил, что попасть под залп нам не грозит: с таким креном пушки одного борта направлены в небо, другого – в воду. И «Рейнджер» на малом ходу двинулся в сторону галеона.

…Никогда больше не плавать «Жирафу» по морям, – ни под вымпелом короля Густава Адольфа, ни под пиратским Веселым Роджером. В борту зияла огромная пробоина, длиной почти в треть корпуса, причем часть этого отверстия находилась ниже ватерлинии. Причины ее появления понятны: из трюма грубо, не церемонясь с кораблем, изъяли секретный отсек с аппаратурой, позволявшей совершать хронопереходы.

На открытой воде галеон, без сомнения, опрокинулся бы и затонул, получив такие повреждения. Однако он находился на границе воды и суши и всего лишь привалился бортом к небольшому острову, сохраняя относительно ровное положение.

Судя по всему, отплавался «Жираф» уже давненько. Корпус изрядно подгнил и был покрыт разросшейся зеленью. Счет шел не на дни и на недели, – на годы. Не удивительно для корабля, способного скакать, как блоха, по пространству и времени.

Куда подевался экипаж, я не стал ломать голову. Возможно, хозяева утилизировали хронофлибустьеров по миновании надобности в их услугах. Или же не стали возиться, изъяли свою аппаратуру, а людей бросили здесь, – без рейдов за продовольствием шведские морячки были обречены вскоре протянуть ноги от голода. Фауна Ззуусса (вспомнил я давние разъяснения профессора Погорельского) мечта для гурмана, не желающего набирать вес: можно уплетать за обе щеки лягушачьи окорока, наслаждаясь вкусом, – но организм калорий практически не получит.

– Полазаю немного по кораблю, – решил я. – А вы смотрите в оба, и за водой, и за берегом. Особенно за берегом, сами видели, какие красавцы на первом острове обитали.

* * *

«Жираф» явно покидали не в спешке. Уходили в плановом порядке, организованно, – и все, что смогли, утащили с собой. Затем, очевидно, вернулись за тем, что не сумели унести в первый раз, а потом еще возвращались неоднократно. Почистили галеон основательно. Не только сняли металлические детали, но даже многие доски отодрали от палубы и переборок. В такелажной кладовой, на камбузе, в кубрике, в кормовых каютах, – везде пусто, хоть шаром покати, ни единого сундука или бочонка, или какой-нибудь случайно забытой вещи… Даже все пушки исчезли.

Впрочем, в одной из кают я кое-что обнаружил… Вернее, останки кое-кого. Абордажным тесаком к стене был пришпилен скелет. Нижняя его часть и череп упали на пол, а грудная клетка до сих пор висела на заржавевшем клинке.

Обрывки ярко-красного камзола с золотым шитьем и малиновые ботфорты, на удивление хорошо сохранившиеся, вроде бы свидетельствовали, – передо мной все, что осталось капитана Иоганна-Кристофа Форрета.

Но концы с концами не сходились. Иоганн-Кристоф никак не мог выжить после знакомства с челюстями кархародона. Не выживают после такого… Разумеется, к стене могли приколоть тесаком мертвеца, но зачем? И куда в таком случае подевались с костей повреждения от акульих зубов?