Виктор Сергеевич, не меняясь в лице, взял со стола бутылку, взвесил в руках и с силой запустил в стену, облицованную драгоценным английским дубом. Как ни странно, бутылка не разбилась, а, отскочив, покатилась по паркету. Издержки английского стиля, качество французского стекла и разгильдяйство российских строителей: дубовые панели неплотно прилегают к стенам и пружинят, не давая возможность успокоить нервы звуком разбившейся вдребезги бутылки.
— Тебе не нравится?
Римма была поразительно спокойна.
Загорский был готов ударить ее, даже представил, как это произойдет — широкий размах, шлепок всей ладонью по лицу, Римма падает, и с нее слетает нарисованное спокойствие. Представить — представил, но в последний момент чудовищным усилием воли сдержался. Даже не закричал.
— С тобой все в порядке? — как ни в чем не бывало, полюбопытствовала Римма.
— Что ты хочешь? — спросил Виктор Сергеевич.
Он сжал кулаки и страшно смотрел на жену.
— Ты, кажется, расстроен? — продолжала Римма. — Или пробуешь поджечь меня взглядом?
Загорский несколько раз глубоко вздохнул, приводя мысли в порядок, и повторил вопрос:
— Римма, что ты хочешь?
— Не знаю, — она жеманно пожала плечами, — откуда я знаю, что хочу? Или, точнее, знаю, но это так, из области фантастики. Хочу машину времени. И на ней — на пятнадцать лет назад — к капитану Загорскому. Настоящему. Но он умер, остался генерал Загорский. Совсем другой человек, правда?
— Не говори глупостей, — резко сказал Виктор Сергеевич, — нам надо все обсудить.
— Я разве против, милый? Я уже начала обсуждать. Вчера встречалась с твоей. Ну и вкус у тебя… Попросил бы, я уж подобрала кого получше.
— Зачем ты это делаешь?
Виктор Сергеевич был неприятно удивлен. Римма преподносила сюрпризы — один за другим.
— Как зачем? Поболтали немного. Узнала, что ты в нее безумно в нее влюблен, готов бросить все и увести в Майами. Кстати, почему Майами? Тебе же Штаты не нравятся.
— Перестань. Ты же знаешь, что это ерунда.
— Может быть, может быть, — промурлыкала Римма, сладко потянувшись, — но это уже не важно.
Она была столь грациозна, что Виктор Сергеевич удержал готовые сорваться с языка слова о том, что он уходит.
А Римма встала, подошла к мужу, наклонилась, облокотившись о спинку кресла, и прошептала:
— Неужели она настолько лучше меня?
Кровь ударила в голову Виктору Сергеевичу. Затылок загорелся, словно обожженный горячим ветром, сердце гулко застучало в висках, а внизу живота возникло сладкое томление. Он схватил Римму, швырнул лицом вниз на стол и одним движением сорвал платье…
А вечером, лежа в кровати рядом со спящей женой, думал о том, что, сжимая ее в объятьях, представлял, что это — Наташа. Ощущение было странное, непривычное и безумно возбуждающее, такого не было даже в разгар романа с Анечкой. А еще твердо решил: если Римма сейчас откроет глаза, то он непременно скажет, что им надо расстаться. Но она не проснулась.
IX
После скандальной встречи с Загорским Анечка Баренцева не находила себе места. Мобильный сообщал о недоступности абонента, а секретарь, вдруг ставший приторно-вежливым, отвечал: шеф занят и говорить никак не может. Умница-красавица обзвонила всех, кто имел доступ к Виктору Сергеевичу, и обнаружила, что они также столкнулись с этой проблемой.
Анечка, обладавшая феноменальной интуицией, сразу заподозрила неладное. Нет, история с мерзавцем-журналистом не причем. Тот получил свое, правда, по слухам, начались какие-то разборки, но ведь это — сущие мелочи, которые никак не могли повлиять на ее Витюшу. Тут дело в женщине, именно в женщине!
Два дня безрезультатных метаний и попыток добраться до тщательно охраняемого тела Загорского привели ее в отчаяние. Анечка по своему опыту знала, что три дня общения — это критический срок, после которого может произойти разрыв со всеми старыми привязанностями, особенно если работает профессионалка-соблазнительница.
Вечером Анечка сидела на диване, обхватив колени руками. Мысли, словно закольцованные, крутились вокруг одной фразы: «Почему он не берет трубку?» Монотонные размышления оказались очень утомительными. Чтобы как-то прийти в себя, она встала, подошла к бару, взяла бутылку виски, налила полстакана и выпила, не почувствовав вкуса.
Анечка вернулась на диван с бутылкой, несколько раз хорошо приложилась, укуталась пледом, легла, свернувшись калачиком, закрыла глаза и задремала.
Можно ли считать это сном? Вряд ли, скорее сумеречным состоянием, вызванным стрессом и алкоголем. Перед глазами Анечки возникли удивительные образы, но при этом она прекрасно сознавала, что находится дома и мирно лежит на диване.