Хроники полета на Марс 2078

– Майкл, вы, как исполняющий обязанности командира, должны организовать поверхностное изучение планеты. Челнок с провиантом и двумя квадроциклами мы запустили через сутки после первой связи с вами, когда убедились, что корабль идет своим маршрутом. Так что воспользуйтесь ими. Грузовая «яхта» двигается с большей скоростью, чем с людьми, и должна прибыть к началу или середине вашего исследования. Там также есть новые навигационные и ландшафтные карты с арэофизическими данными некоторых частей планеты. Все смонтированы из последних данных и в короткое время. Они подготовлены для вас. С нетерпением ждем ваших очередных сеансов. До связи. Земля.

Экран погас.

Для отчета на Землю времени ушло не много: в первую очередь, это был доклад о проведенных работах, распределении команды по своим направлениям. Янсон вложил в послание фото и видеоснимки, сделанные им и Луалазье. Вторая часть, которая непосредственно пошла бы на экраны телевизоров на Земле, представляла рассказ о том, как выглядит планета, впечатления астронавтов, их первые ощущения. Подытожили свое послание астронавты благодарностью ЦУП за предоставление возможности увидеть своих родных и близких.

– Пусть Вивьен не останавливается, – шутя, подытожил Волон, – мне нужен еще один племянник или племянница. Целую всю мою семью, до скорой встречи. Пока.

Запись была окончена. Через несколько минут, после небольшого редактирования на телеэкраны землян, экстренными новостями, будут показаны приветствия астронавтов.

В рубке сохранялась тишина. Не проронив ни звука, люди продолжали заниматься своей работой. Все были заняты мыслями о своем доме родных и близких. Волон и Ястребов вернулись в шатер. Спустя рабочее время вся команда собралась на камбузе. Рабочий день командир экипажа решил сократить на один час. Он как никто чувствовал осадок команды после общения с Землей. Ему также было трудно сосредоточиться на работе. Хотя он не переживал за русского и итальянца, команда о сокращении рабочих суток касалась всех.

На следующий день, проснувшись, каждый делал специальную зарядку, выложенную медработниками по специальной схеме для работ, связанных с пространственностью.

После завтрака первым прервал затянувшееся часовое молчание французский астронавт.

– Пойду, – сказал он, – проверю антенны, может что засекли.

Он надел шлем. Направился к выходному шлюзу.

Обычно из корабля люди выходили все, иногда одного из экипажа оставляя на борту. Джоанн и Янсон остались на кухне. Луалазье с Ястребовым направились на вахту в рубку. Вскоре Линдау убрав за собой маленький контейнер с некогда там овсяной кашей и теперь пустым стаканчиком из-под сока, вернулась к своим биологическим исследованиям.

– Мама Дольче, quindi, voglio tornare a casa,7 – протянул Луалазье.

– Что говоришь, Дом?

– Я говорю, что что-то вдруг взгрустнулось, сэр Андрей, – уточнил итальянец.

Два астронавта, занимавшие места за аппаратурой в главной кабине корабля, выглядели как два заступивших на пост охранника, нежели ученые.

Сидеть и ждать. Единственным развлечением для них оставался разговор ни о чем.

– И не говори. Сейчас бы с удовольствием поработать на стройке. Как раньше дома, знаешь, делали из кирпичей, знаком с таким производством? А, впрочем, где-то наверняка так еще делают. Это называется «кладка кирпича», слыхал? Я раньше увлекался «Моим домом», есть такой журнал, правда с июля шестидесятых годов он исчез из продажи. Поработал бы грузчиком в магазине, я ведь, Доминик, – на лице Андрея появилась скромная улыбка, – раньше подрабатывал, когда учился в техникуме связи. Копил деньги.

– Siete stati poveri?8 Не хватало на жизнь, мой русский друг? – спросил, улыбаясь, итальянец.

– Хотел жениться…

– Хотел жениться… – переспросил его Луалазье, – и сколько тебе тогда было?

– Восемнадцать. Но я думал, что все впереди. Выучусь, думал, стану работать. Эх,

мечты… – Ястребов откинулся на спинку кресла, закинул за голову руки, задумался на миг, казалось, забыв о работе.

– Эх, хей, Доминик. Все же одного я лишился… Но осталось кое-что, иначе бы я здесь не оказался.

– Мм, а ты, кстати, с русской литературой часом не знаком? – спросил Ястребов, немного помолчав, так как вновь воцарившееся молчание заставило русского астронавта понять, что развлечений на корабле явно не хватает, – ты же искусствовед?

– Я лингвист. Но вместе с изучением европейской культуры нам преподавали и литературу. Байрон, Лейбниц, из русских Медведев, Акунин, Пушкин. Но меня больше интересовала философия Ницше, из постсороковых философов Ломбодин, знаете таких?

– Было дело, но о Ницше, он, я считаю, был, пардон, мудила. О последнем слышал, но не читал.

– Ну а?.. – вопрос итальянца стоял о немецком мыслителе.

– Как тебе объяснить. Я считаю, надо быть нетрезвым чтобы… или с глубоким похмельем для всего этого… Да ладно, не бери в голову, Дом. Вот послушай, синьор, хорошие стихи. Лирика Акеева, поэта двадцатых годов, – он пожал плечом, – мне нравится:

«Никто не вправе отнимать,

Что найдено тобою.

Никто не вправе пресекать,

Что наделено судьбою.

Никто не вправе и не знать,