Хроники безумной подстанции, или доктор Данилов снова в «скорой»

— Раншэ ныкак нэ успээм! — говорил он, стуча себя в грудь огромным волосатым кулаком. — Ныкак!

Просьба была подкреплена тремя «открытками» с портретом президента Франклина (Любарский любил называть купюры «открытками»). Случай был абсолютно не стремным — ну кто же станет устраивать такую сложную провокацию? — поэтому Любарский деньги взял и заверил сына, что он может не волноваться за сохранность тела матери, сохраним в лучшем виде.

Делать «закладку» Любарский решил прямо в холодильнике, чтобы не привлекать внимания сотрудников. Транспортировка из холодильника в секционный зал и обратно трупа, который в услугах патологоанатома уже не нуждается, неизбежно вызовет удивление. Кто-то может догадаться или же «стукнуть». Любарский точно знал, что у него в отделении есть «стукач», но только все никак не мог определить, кто он. Знал оттуда же, откуда знал про все остальное: про наблюдение, про оперативников, про предстоящий обыск.

Озадачив всех сотрудников поручениями с таким расчетом, чтобы никто из них в течение получаса не мог явиться в кабинет заведующего или в холодильник, Любарский переместил деньги из одного тайника в другой. В кабинетный тайник поместил початую бутылку коньяка, которую обычно хранил в тумбе письменного стола. Пустой тайник всегда вызывает подозрение, а так все ясно — заведующий прячет от санитарки-уборщицы бутылку, чтобы по больнице не поползли бы слухи о его алкоголизме. Логично и убедительно.

Черный джип простоял до вечера, а в шестом часу уехал.

«Перехитрить хотят, — догадался Любарский. — Создают впечатление, что опасность миновала. Надеются застать меня врасплох. А вот вам шиш! Не на такого напали».

Из корпуса он выходил в радостно-приподнятом настроении, предвкушая, как его сейчас схватят, обыщут и ничего не найдут. Шел по больничной территории до своей «Тойоты» медленным шагом — вот он я, хватайте, обыскивайте! Но враги оказались хитрее. Они решили наведаться с обыском в отсутствие Любарского, а затем устроить засаду. Любарский переключился с одного на другое и стал представлять, как в понедельник он обнаружит в отделении следы тотального и бесполезного обыска и выслушает рассказ дежурного санитара. Засады, разумеется, никакой не будет. Зачем нужна засада, если ничего «криминального» не нашли?

Выходные Любарский провел на удивление спокойно. Давно так хорошо не отдыхал. Даже жена не скандалила — видимо, надоело.

В понедельник, явившись на работу, он благоразумно переборол желание сразу же пройти в холодильник к своему новому «тайнику» и свернул в другую сторону, к кабинету. Решил, что наведается в холодильник после утренней пятиминутки. Да, в патологоанатомических отделениях тоже бывают по утрам пятиминутки. Должны же дежурные санитары отчитываться перед начальством.

— Вижу, что дежурство прошло хорошо, — сказал Любарский, глядя на довольную рожу старшего дежурного.

— Все, что хорошо начинается, заканчивается тоже хорошо, — осклабился санитар. — Вчера едва мы заступили, за *** (санитар назвал фамилию «тайника») родня приехала. Хорошие люди, понятливые, отблагодарили нас как положено…

Тема благодарности от родственников в стенах патологоанатомического отделения не замалчивалась. Зачем притворяться перед своими?

— Родня?!! — ахнул Любарский, не веря своим ушам. — За ***?!! Как?!! Они же просили оставить ее до вторника.

— Сказали, что документы удалось оформить раньше. — Санитар посмотрел на Любарского с удивлением. — Да вы не волнуйтесь, Сан Саныч, я все как положено оформил, и вообще все остались довольны.

«Кроме меня!», чуть было не выкрикнул Любарский, но вовремя прикусил язык.

«Кубышку» надо было спасать. Любарский понимал, как нужно это сделать. Затратно, хлопотно, но игра в любом случае стоила свеч.

На истории болезни умершей старушки был указан ее домашний номер телефона. Сразу же после пятиминутки Любарский позвонил по нему. Ответила женщина.

— Здравствуйте, — елейным голосом сказал Любарский. — Примите мои глубочайшие соболезнования по поводу кончины вашей уважаемой матушки…

— Это моя свекровь, — уточнила женщина.

По-русски она говорила без акцента, возможно, что и была русской.

— Ах какая была женщина! — заливался соловьем Любарский, не давая собеседнице спросить, с кем она разговаривает. — Золотое сердце! Добрейшая душа! Ах, какое горе! Скажите, пожалуйста, а когда похороны? Я непременно должен…

— Похороны будут дома, в городе N, — перебила собеседница. — Вчера ее увезли, завтра будут хоронить.

— В городе N? — переспросил Любарский. — Завтра? Днем, наверное, да? Я могу успеть, если из аэропорта поеду прямо на кладбище… Да, могу! Скажите, а в городе N одно кладбище или несколько?