Хроника одного задания

Юрке предстояло, как в старину, как прежде, как… как совсем не принято в «цивилизованном обществе», как варвару и одновременно разведчику-диверсанту… Пулемёт проще — жмёшь спусковой крючок и убиваешь вроде как бы и не ты, будто так и должно быть. А тут… Но он готовился. Вся его двухгодичная служба была лишь прелюдией к этому действу. Финал. Первая сцена последнего акта. Или как там на сцене? Жизнь — игра, игра — порождение жизни, кошки-мышки, большие политики — маленькие солдатики. Всё продумано, всё решено заранее, ещё на занятиях в пункте временной дислокации… роль определена. Он сам выбирал её. Отрабатывал в надежде, что именно ему доверят, и он сумеет, он справится. Он рукопашник — мастер спорта, кому, как не ему?

И вот теперь он двигался впереди неслышимого за спиной фешника, осторожно ступая и обходя едва видимые в полутьме наступающего вечера корни, ветки, оставшиеся с незапамятных времён пни. Они шли медленно, всё было рассчитано буквально по минутам, или это только казалось, что рассчитано? Разве можно рассчитать время передвижения по пересечённой местности? Ямы и поваленные деревья, корневища и заплетающиеся на ногах стебли ежевики. Калинин знал, что где-то там, позади, но совсем рядом невидимые в черноте ночи двигаются ещё пятеро — группник, старший головной тройки Прищепа и ещё трое разведчиков, вооруженных бесшумным оружием. Впрочем, АС «Вал» Прищепы с одним магазином сейчас находился у Калинина, за спиной. Знание того, что свои рядом, что в случае чего придут и помогут, придавало уверенности, но не избавляло от тяжести ожидания. Более того, Юрий знал, что у подножия хребта прапорщик Ефимов остановится, а ему и Тарасову предстоит идти дальше, точнее взбираться вверх по почти отвесным кручам на верхотуру хребта, где их пути тоже расходились и Юрик оставался совершенно один.

Калинин и следующий в двух шагах от него подполковник подошли к хребту именно в том месте, где и рассчитывали. Юрка взглянул в тёмную вышину и непроизвольно покачал головой — если издали склон казался неприступным, то вблизи таковым и был. И всё же именно здесь им предстояло взойти на вершину хребта. Ведь только кажущаяся его неприступность и послужила причиной такого выбора. И Юрка прекрасно понимал почему. Ефимов исходил из того, что крутизна склона должна была представляться боевикам вполне достаточной защитой от неожиданного нападения, достаточной настолько, чтобы они решили обойтись здесь без установки мин.

Такие неопределённые слова «должна была, показаться… решили…», но именно на этом и строился расчёт группника. Но если он ошибался… Об этом не хотелось даже и думать. Сержант ещё раз взглянул вверх, затем осторожно приблизился к глиняно-земляной стене и, привстав на носках ботинок, дотянулся до свисающего вниз корня какого-то кустарника. Ночь не была абсолютно чёрной, скорее серой, и в этой её ночной серости корневище казалось разлохматившейся на ветру верёвкой. Впрочем, верёвка у Калинина была своя — моток длинного, прочного зелёно-серого фала. Юрий шёл первым — ему предстояло, поднявшись на хребет, сбросить его вниз остававшемуся у подножия хребта Тарасову. Вздохнув, сержант слегка натянул корень и, не слишком рассчитывая на его прочность, пошёл на «приступ».

Первый шаг оказался самым трудным. Почва никак не желала предоставлять опору его подошвам. Сержант раз за разом ставил ногу, усилием мышц вжимал носок ботинка в склон и пробовал приподняться, и раз за разом подошва ползла вниз. Не отпуская из рук корневище, Юрка отступил чуть в сторону, и на этот раз ему повезло — подошва коснулась небольшого выступа, выпирающего из почти ровного отвеса склона. Возможно, это был попавший в глиняно-земляную почву камень. Впрочем, это не имело никакого значения. Калинин поставил на выступ ногу, несколько раз напружинил мышцы, перенося нагрузку и примериваясь, затем придерживаясь за корень, аккуратно подался вверх. После чего, распластавшись всем телом на едва заметно наклонённой поверхности, начал выискивать следующую опору.