Читаем Храм превращается в плацебо полностью

На дачу не поехал в связи с поздним временем суток, поскольку провожания до дому затянулись – благодаря каким-то немыслимым траекториям перемещения по городу в поисках тёмных парковых мест, где губы настойчиво пытались продолжить изучение влажного бантика. Но постоянно кто-то откуда-то появлялся. То подвыпившие мужики, шумно раздвигая кусты, искали место для отправления нужды и матерились при этом. То внезапно загогочут рядом более старшие парочки: пацаны с усишками, девчонки в чулочках. А то и вовсе, пыхтя и капая слюной, высунется в предел видимости и уставится подозрительно морда кавказкой овчарки, с трудом управляемая тщедушным мужичком. И только в подъезде, прижав к почтовым ящикам, до первого стука открывающейся входной двери наверху удалось дважды её чмокнуть. Дверь спугнула, Света суетливо запрыгала по ступеням, махнула «Пока!» и исчезла, оставив жжение на щеках, лёгкую досаду с привкусом счастья. Тем более, теперь я знал её телефон.

Из дома, не удержавшись, крутанул диск, набрал. Но никто не снял трубку. Минут через десять позвонил ещё раз – с тем же успехом. Мне и в голову не могло прийти, что стал обладателем несуществующего номера…

…А ночью дачу обокрали. Причём унесли – так, по-мелочи. Ножик, ложки, корзинку для рассады. Пару окон разбили, обои отодрали кое-где. Недавно покрашенные полы нарочито облили оконной краской: зелёные пятна на коричневом. Особо мама жалела бабушкино настольное зеркальце, похожее на крупную подкову, говорила – венгерское, по наследству. Но я особо не слушал, с раскрытым от негодования ртом оглядывая разорванного Баниониса, одноглазого Штирлица, смятые куски моих афиш на полу. И выдавил из себя неприятный хлюпающий звук только когда сообразил, что на месте фотографии Высоцкого, потупляясь, словно виноват, сморщился прямоугольник желтоватых обоев с сухими кристалликами клея. Ещё оставалась надежда, что хулиганы просто сорвали фотографию, смяли и кинули на пол вместе с остальными обрывками. Перебрал всё, капая на куски былого богатства невесть откуда взявшимися слезами.

Вышел на балкончик, подставив лицо солнечным лучам, чтобы отупеть, не чувствовать обиды, особо нелепой в прекрасный идеальный по погоде летний день. И вот как потянуло… Будто бы та недавняя сфера-шарик выпрыгнула поплавком и поплыла, приманивая взгляд. В оконной раме дома с зелёной крышей, что наискосок сиротливо торчала знакомая фотография. Не веря удаче, подбежал к соседям – точно! Наверное, хулиганы её обронили впотьмах, а Светка или её родители – нашли!

А тут и она в смешных оранжевых перчатках, с лейкой, с косынкой на голове вышагивает от грядок.

– Свет! Спасибо! Вы нашли мою фотку!

– Какую?

– Высоцкого!

– Ты о чём? Не поняла.

– Да вот у тебя в окне торчит!

– Так это моя. У меня такая же, как у тебя, есть.

– Ну, там же подпись стоит! – догадался, а то уже и сам себя за идиота начал считать.

– Ах, ты не веришь?! – лейка под ногами, руки в резиновых перчатках – в бок. – Ну иди, смотри внимательно. Нет там никакой подписи.

Прошёл в ограду, не отрывая глаз от прямоугольника с изображением Высоцкого. Вблизи уже, у рамы – впился. Уголок фотографии аккуратно обрезан. А артист на ней улыбается уже не загадочно, а ехидно: мол, слабо тебе, Жэка? Попробуй – докажи!

– Вас обокрали, а я крайняя, да? Да это те пацаны с речки, наверное! Чужие. Не подходи ко мне больше! Понял?

…Итак, утром дойду до Енохи, попрошу велосипед. Потом буду ждать вечера. Может быть, к сестре съезжу. А пока спать! Спать и не вспоминать больше тех почти незнакомых пацанов. Я – сумасшедший. Мне только показалось, что я их видел когда-то на общешкольных соревнованиях, болеющих за женскую волейбольную команду шестой школы. Тогда почему, если из одной школы, они не поздоровались со Светой на речке? Почему она сделала вид, что их не знает?

…У сестры сидел как на иголках. Старше меня на двенадцать лет, она недавно вышла замуж и жила теперь на окраине, в частном секторе, водилась с крохотной дочуркой и пекла вкусные сладкие пироги. Не то, что мама, у которой вечно то подгорит, то сахара столько, что в рот не возьмёшь. Возможно, увлёкся поеданием, потому как едва не опоздал на автобус. Задержался-то минут на десять, запыхавшийся от бега – жал кнопку звонка, но никто не открывал. Еноха, сволочь, уже куда-то смотался. А ведь говорил же ему утром, что мне важно. Очень-очень важно одолжить у него на пару часов велосипед. Вот что теперь делать? Вот тебе и «продумал всё до мелочей…»

Побрёл наугад по городу, опустив руки, сжавшись, словно ударили в «солнышко» и ещё не отошло. Ненавистные стрелки часов давно перевалили за девять. На последний автобус до дачи – до автовокзала не дойти уже, поздно. Пешком до посёлка – и говорить нечего! Отчим придёт с работы около двенадцати… У кого же ещё из наших есть велосипед? Перебрал на память всех одноклассников, кто что говорил, кто хвалился. Отбросил Влада, вернулся. Нет, только не Влад…

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский ПЕН. Избранное

Банджо и Сакс
Банджо и Сакс

Борис Евсеев – один из самых необычных сегодняшних русских писателей.Его проза остросюжетна и метафорична, характеры персонажей уникальны, но при этом почти всегда узнаваемы. Особое внимание Евсеев уделяет жанру рассказа, ставшему под его пером неповторимым явлением в современной русской прозе. В рассказах Евсеева есть всё, что делает литературу по-настоящему художественной и интересной: гибкий, словно бы «овеществлённый» язык, динамичный сюжет, прочная документальная основа, острое проникновение в суть происходящих событий.Великолепие и нищета современной России, философы из народа и трепетные бандиты, чудаковатые подмосковные жители и неотвратимо манящие волшебством своей красоты женщины – вот герои, создающие особую повествовательную среду в насквозь русских, но понятных любому жителю земли в рассказах и новеллах Бориса Евсеева.

Борис Евсеев , Борис Тимофеевич Евсеев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги