Храм превращается в плацебо

Так оно и было: с визгом, всплесками, шумно некая группка оседлала камешек, как воробышки у лужицы. Но Света повела вверх по течению, пообещав показать «обалденное». Действительно, галечный пляж – не лучшее место загорать. Под спиной всегда что-то колет, мешается. А тут натаскали крупных плоских камней и соорудили две приличные, обжигающие лежанки. Хотя после недолгого барахтанья в реке нагретые солнцем камни, тепло поглаживая, принимали мокрую спину.

– Как электрофорез, правда? – подмигнула Света.

Пришлось у неё поинтересоваться, о чем она? Как дочь врача, Светланка тут же принялась рассказывать о всевозможных медицинских приборах, которые лечат и то, и это, причем странными способами. Я тут же вообразил её привязанной, не могущей пошевелиться, стянутой туго-накрепко, когда тело щекочет электричество. Прикинул, что в этой ситуации, наверное, запросто можно сдёрнуть с неё купальник и, наконец, посмотреть, чего там у них, у девчат? Тем более, находящееся напротив, правда, в купальнике, было совсем рядом – стоит руку протянуть. Необычная, внезапная мысль о том, что вот так вот, почти с раздетой девчонкой впервые наедине, меня же и смутила. Она трещала про фантастические какие-то солярии в Москве, где недавно была с мамой, а я невольно восхищался длинными ногами, крупной родинкой на лопатке, светлым этим каре, почти как у Алисы Селезнёвой – только белого цвета, и даже – резиночкой от сланцев между пальцами ног. Мокрый купальник увлёк одну из лямок от прятавшейся под ней белой полоски, и я – потерялся в этом мире. Словно зажмурился, тёмный кадр – и вот совсем рядом, прямо над лицом, настолько близким, что оно не помещается в фокус зрения. От внезапности замямлил, что было в голове:

– Можно тебя поцелую?

И тут же пожалел об этом. Потому что стало происходить непонятное. По логике – мне сейчас должны были заехать ладонью по макушке, сказать какое-нибудь обидное слово, оттолкнуть и убежать, хлопая себя сланцами по пяткам. Но Света лишь задрала носик, уводя глаза в просторное, без облачка, небо, отчего её взгляд стал задумчивым, не присутствующим, и медленнее обычного растягивая слова, сообщила:

– Об этом вообще-то не спрашивают… Пока никто не видит, быстренько.

Мне показалось, что коснулся губами солоноватого узелка пионерского галстука, только мягче, даже мягче, чем шёлк… И вот тут она оттолкнула, поднялась, оставив на камнях мокрый контур, и в три прыжка, смеясь, оказалась в реке. Внезапно я почувствовал, что известный мне Жэка куда-то пропал, вместо него, телком, к воде поплёлся некий манекен. Причём ему на этот раз было всё равно: купаться или не купаться. Окунаясь в воду, щурясь от брызг, которыми из ладошек Света на меня плескала, пытался поймать некую ускользающую сферу. Она отделялась от головы, размером с неё, только пустая до прозрачности и, подобно воздушному шарику, юлила над водой в только ей ведомом направлении. А голова при этом стала действительно пустой, напечённая солнцем, не могла выдать ни одной путной мысли, кроме странного: «А дальше-то чего?».

А дальше, устав прыгать с камня, к лежакам потянулась шумная ребятня. Хорошо, что и Светке она была незнакомая, чужая. Потому мы побрели назад к дачам. Мне приспичило взять её за руку, но девчонка почему-то раздражительно вырывалась: «Отстань, увидят!». Хотя я не понимал, что в этом плохого. Ну, увидят! Ну, так мы теперь… как бы это… вместе, что ли. Дружим, наверное. Либо та прозрачная сфера лопнула где-то мыльным пузырьком, либо листва деревьев при дамбе загородила тенью от солнца, потому как почувствовал, что оттолкнулся от важного слова, и понял, как быть дальше.

– А в городе сейчас «Опасные гастроли» идут. С Высоцким. Пацаны говорят – боевик про революцию. Пойдем завтра?

Ещё не услышав ответ, почувствовал, как отхлынула непонятная раздражительность сбоку, заметил, как чуточку ссутуленная при ходьбе спина с родинкой распрямилась… Вечером долго не засыпал, вспоминая солёный узелок галстука, представляя, как пробую его снова и снова, снова и снова.

…Высоцкий прыгал, дрался, стрелял, пел весёлые куплеты, а я держал белобрысую Свету за руку, и это было среди людей спрятано темнотой зала. Иногда поглядывал как бы на её отдалённый профиль, словно из другого мира, где мельтешат пылинки в луче кинопроектора, и понимал, что все мои картинки с актёрами, мечты о ролях в кино должны быть не только моими. Даже не так. Они больше не должны быть моими. А только Светиными.