Хозяин и работник

Он увидал перед собой уж не однообразие, а что-то чернеющееся. Он поехал на это черное с радостной надеждой увидать что-нибудь живое, спасительное, но черное это была межа, поросшая высоким бурьяном, торчащим из-под снега и отчаянно трепавшимся по ветру, который как-то особенно зловеще свистел через него.

№ 25 (рук. № 8).

Он пустил поводья и сжался, закрывая полами коченевшие ляжки. Пропал я, думал он. За что? Лошадь шла медленной иноходью и как будто что-то соображала, поднимая то одно, то другое ухо. Но В[асилий] А[ндреич] ничего не видел этого. Он весь был поглощен ужасом ожидающей его, как ему казалось, неминуемой смерти. И смерть ему представлялась ужасной.

№ 26 (рук. № 5).

<Тот ужас смерти, к[оторый] он испытывал сейчас, он перенес на Никиту, и ему так жалко стало этого доброго, покорного мужика, что он забыл о себе только думал о нем.> В санях зашевелилось.—Ну, слава тебе, господи, – проговорил В[асилий] А[ндреич]. – Что, жив? Застыл, я чай. – Помираю я, Андреич, – заговорил слабо Никита. – Зажитое бабе отдай, – прибавил он, и В[асилию] А[ндреичу] показалось, что Ник[ита] заплакал. – Помирает, сердечный, – подумал он. В[асилий] А[ндреич] встал на отвод, расправил шубу и лег на Никиту, покрыв его своим телом.

№ 27 (рук. № 9).

<В[асилий] А[ндреич] подбежал к саням и схватился за передок. Слава тебе, господи, говорил он себе. Хоть не один. Теперь шабаш. Лягу, укроюсь, не двинуся. Но радость его продолжалась недолго. Всё равно и тут замерзнешь, подумал он, вспоминая всё то, что он испытал в эту ночь. И тут только, заметив жесткое тело в санях, вспомнил о Никите и догадался о том, что он перелез в сани.

Первое чувство В[асилия] А[ндреича] была досада, что место его занято, и он хотел тревожить Никиту. Но потом, вспомнив тот страх, к[оторый] он только что пережил, он задумался. Не уляжемся вдвоем. – Никита, – крикнул он. Но Никита не откликался. – Никита, – повторил В[асилий] А[ндреич], подходя к задку саней и заглядывая на то место, где он оставил Никиту. Там был только снег и не было и следа Никиты. – Погубил я человека, подумал Вас[илий] Андр[еич]. В санях зашевелилось. – А я было пропал, брат, – сказал В[асилий] А[ндреич]. – Что ты, как? Застыл, я чай.

Никита заворочался, приподнял голову и с трудом выговорил: – Помираю я, Андреич, зажитое бабе отдай. Конец мой пришел. Прости Христа ради. – Погубил я человека. Он лошадь пожалел, а я что сделал, подумал В[асилий] А[ндреич] и, ничего не говоря, встал на отвод, расправил шубу и лег на Никиту, покрыв его своим телом.>

В[асилий] А[ндреич] подбежал к саням и схватился за передок. Слава тебе, господи, говорил он себе. Хоть не один.

– Микит, – крикнул он в ту же минуту, вспоминая, как Никита, прикрытый дерюжкой, кричал ему что-то. И ему совестно стало. И тут, взглянув в сани, В[асилий] А[ндреич] увидал, что в середине их что-то бугрилось и наполняло их. Ведь это он. Жив ли еще. И Вас[илий] Андр[еич] опять позвал Никиту, потрогивая его рукой. Он прислушался. Никита дышал. Никита, откликнись. Вдруг Никитина голова, разворачивая снег, поднялась у передка из саней. Дерюжка висела на шапке, шапка сбилась наперед. Никита поднялся на одном локте и странно нагнулся, махая перед своим лицом свободной рукой, точно он обмахивал мух, заговорил, шамкая и не выговаривая согласных: Помираю я, Андреич. Конец пришел. Зажитое старухе не давай, малому отдай. Ну да бог с ней. Прости Христа аи, – пробурчал он, спустил локоть, уронил голову и повалился в расшевеленный снег.

№ 28 (рук. № 9).

В[асилий] А[ндреич] стоял, смотрел, слушал и чуял, как нижняя скула его плясала: вавававава, и не мог удержать ее. Погоди, я на тебя лягу, сказал он себе¹⁵ и обеими руками выгреб снег из саней, расправил шубу и лег животом на Никиту, покрывая его своим телом.

№ 29 (рук. № 5).

Довольно долго пролежал он так молча, стараясь успокоиться и вытирая с воротника иней. – Что, Никита, теплее так, – сказал он наконец. – То же, – отвечал Никита. —Согреваться стал. – Пропал было я, Микита, – сказал В[асилий] А[ндреич], – совсем отбился было от саней. И я бы замерз, да и ты бы пропал. А теперь отогреешься, бог даст. Что, как? – Ровно на печи, – сказал Никита и вслед за этим стал дышать так, как дышат спящие люди.

№ 30 (рук. № 10).