Хозяйка Севера

— Ты обязана меня слушаться, — раздраженно рявкнуло чудовище, не сводя с меня яростного желтого взгляда. — Ты моя жена, моя пара, моя Луна.

Я затаила дыхание.

Мне было страшно, очень страшно... но несмотря на всепоглощающий страх, который в тот момент сковывал моё тело, я так и не смогла ответить Герману той фразой, которую он от меня ждал.

В союзе двух взрослых людей связка начальник-подчиненный допустима только на работе. В личной же жизни...

— И в личной жизни тоже! — рявкнуло чудовище. — Ты только недавно вошла в нашу стаю, ты не знаешь наших правил, наших устоев...

— Каких устоев? — испуганно воскликнула я, пытаясь подавить свой страх.

Я чувствовала себя ужасно, чувствовала себя в западне, и именно поэтому решилась на этот вопрос, понимая, что терять мне, в общем-то, уже и нечего. — Так каких устоев, Герман? При которых ты и твои приятели разгуливаете по улице в чем мать родила?

— Мы только перекинулись обратно в людей, — процедил монстр сквозь зубы. — И мы не настолько стесняемся своих тел как вы, люди.

— О да, — кивнула я, чувствуя, как в моей душе ширится огромная черная дыра. — Я видела, как вы не стесняетесь.

Я видела...

Видела.

Монстр был прав, они — Герман и его сопровождающие — вообще не стеснялись своих тел. Так, как не стесняются своего внешнего вида звери, не понимая человеческой морали.

Монстр нависший надо мной, цинично усмехнулся.

— Мы — понимаем.

«Но не принимают», — мысленно закончила я фразу за чудовищем.

Не принимают, живут по своим законам...

— Теперь это и твои законы тоже, жена моя, — рявкнул Левицкий протягивая ко мне руку. Точнее, не ко мне, а к моим волосам.

Его страшная нечеловеческая рука не просто коснулась моей головы. После его резкой фразы я опасалась грубого захвата и боли, которую он мог мне причинить, но жесткие длинные пальцы, заканчивающиеся такими же длинными когтями, принялись аккуратно расчесывать мои взлохмаченные волосы, давая этим самым мне иллюзию спокойствия.

Я замерла, не зная, как реагировать на эти прикосновения Германа. Его касания напоминали мне прикосновения того мужчины, в которого я влюбилась...

Вздохнув, я перевела взгляд в сторону — и наткнулась взглядом на развороченный дверной проём.

Самой двери уже просто не существовало — она была «выдернута с корнем» и явно откинута куда-то назад. От когтей монстра пострадал и дверной проем.

Наверное, в этом была виновата пресловутая женская логика, но в тот момент я в первую очередь подумала о том, что мне очень жаль эту старую дверь. Ведь Герман разворотил не просто дверной проем, а память о родителях.

Помнится, Герман чуть раньше сам мне признался, что в этой спальне ничего не меняли со времен его матери. И я не думаю, что проблема была в денежных средствах.

То есть ничего в этой спальне не меняли, потому что Герман хотел сохранить частичку памяти о родителях в виде нетронутой комнаты своей матери.

А теперь этот «французский» скрытый переход между комнатами был полностью уничтожен.

Я тяжело вздохнула, чувствуя, что мне очень жаль этой утраченной памяти, которая ещё оставалась у Германа от его родителей.

Я ведь уже знала, что его родители рано ушли — не так рано, как мои, но всё равно... я могла понять Германа! И именно это чувство — чувство сожаления и грусти по его ушедшим родителям на какое-то время заслонили перед мной собой всё остальное.

Я снова тяжело вздохнула, не решаясь произнести хотя бы одного слова вслух.

И только потом...только спустя минут пять, а то и десять, когда мысли о родителях начали понемногу иссякать... мне снова стало страшно.

Ведь та рука, которая зарывалась в мои волосы, не была рукой моего мужчины. Это была рука монстра, только что ворвавшегося в мою комнату с помощью грубой силы.

Я вздрогнула.

Рука монстра!!! Чудовища, который был способен на ужасные поступки. Зверя, в котором не было ничего человеческого.

Это была рука оборотня... а не просто мужчины.

Пальцы, которые до этого момента, осторожно проходили сквозь локоны моих волос, резко сжались, схватив меня за эти самые волосы.

Схватили не больно, но чувствительно.

— Наташа, — прохрипел Герман, вынудив меня приподнять голову так, что я вынужденно встретилась с ним взглядом. — Не говори ерунды.

— Я ничего не говорила, — с заминкой в голосе ответила я.

Несмотря на всю браваду, моя храбрость была наносной, ненастоящей — мне было страшно сейчас находиться во власти такого Германа.

Зверь, впиваясь взглядом в моё лицо, зарычал, заставив меня поежиться и снова замереть, не решаясь даже вздохнуть сейчас полной грудью.

— Ты. Моя. Женщина. — Процедил сквозь огромные клыки Герман. В то время, как его желтые звериные глаза пытались проникнуть ко мне прямо в душу. — Ты. Моя. Жена.

Наши взгляды встретились. Его — звериный. И мой — испуганный и обреченный.