Хотите быть герцогиней?

Герцог пытался не думать, как все это может выглядеть со стороны. Сумасшедший, с обезображенным шрамами лицом мужчина бегает по темным улицам Мейфэра, выкрикивая бессмысленные слова, и при этом чмокает. Растрепанные волосы, кое-как застегнутый сюртук…

Превосходно!

Когда в глухом переулке трое мужчин оттеснили Эшбери в угол, повалили на землю и набросили на голову мешок, он даже не особенно удивился. Эш не сомневался, что его отвезут в сумасшедший дом.

Но, к несчастью, он ошибался.

Жестоко ошибался.

Глава 31

Эш мерил шагами тюремную камеру, бормоча себе под нос слова, которые не произносил уже много лет. Все те, что отец запрещал ему употреблять. Отлично. Вот и пригодились для такого случая. Теперь самый раз.

– Дерьмо! Твою мать! Ублюдки! Чертовы мерзавцы!

Его пьяный сокамерник, сидя в углу, следил за каждым его движением остекленевшим взглядом.

– Придержи язык, эй!

– Пошел ты. – Эш пнул стену камеры. – Твою мать!

Это был крах.

Эш подошел к двери и заорал, обращаясь к стражникам:

– Эй, вы там! Выпустите меня немедленно! Я герцог Эшбери!

Тюремщики только засмеялись.

– Слышали, ребята? – сказал один. – У нас тут завелся герцог! Чудовище из Мейфэра, которое не один месяц пугает женщин и детей, оказывается, герцог. Ничего себе.

– Я не чудовище, – возмутился Эшбери. – Я… Это недоразумение! Я раздал целое состояние вдовам военных и осыпал конфетами сирот!

– Ни за что не поверю, – сказал второй стражник.

Первый согласился:

– Я так думаю, вранье это все. Газетам верить нельзя.

Эшбери застонал. «Если вы не верите газетам, почему тогда я здесь?»

– Щенки! – кричал он, припомнив кое-что. – Я вынес щенков из горящего дома!

– Вынес, это точно. А потом, наверное, выпил их кровь.

Еще несколько кругов по камере. Теперь он решил применить другую тактику.

– Это похищение. Похищение знатной особы – серьезное преступление. Вас повесят, если вы меня не отпустите.

Но они подняли его на смех.

– За чудовище объявлена награда! Мы только станем на двадцать фунтов богаче, вот и все.

Эшбери с тихим стоном прислонился лбом к прутьям решетки, потом начал ее трясти.

– Бесполезно. Они мне не верят.

Его пьяного товарища по несчастью стошнило.

– Я вам верю, ваша светлость, – пробормотал он нечленораздельно.

– Много мне в том проку. – Эшбери привалился спиной к стене. – Ты слышал дикие истории, которые они повторяют! Моя легенда явно превзошла правду.

– Нужно было думать раньше, приятель.

– Благодарю за мудрый совет.

Эмма оказалась права. Он слишком увлекся игрой в чудовище и теперь за это расплачивался. Давным-давно следовало объявить о себе. Было исключительно глупо думать, что он может оставаться в тени целую вечность.

Эмма заслуживала другого. Каждая минута в тюремных стенах означала: он потерял еще минуту, которую мог бы провести рядом с Эммой, когда она так в нем нуждалась, и приблизился к тому, чтобы потерять ее навсегда.

Пробить бы эту стену кулаком!

Однако всем известно: деньги говорят громче, чем сила. Тюремщики уже отобрали у него все дорогостоящие мелочи – монеты, галстучную булавку, часы.

Эш взялся за прутья решетки и с ожесточением потряс их.

– Эй вы! – крикнул он. – Выпустите меня, и можете забирать мою одежду. Сапоги из магазина Хоби. Я заплатил за них восемь фунтов. Сюртук от самого лучшего портного. Он стоит…

Эшбери замолчал. Собственно, сколько стоит его сюртук? Он не имел понятия. Для него-то сюртук был бесценной вещью – его выбирала Эмма.

Тем не менее он был готов продать сюртук, причем с радостью. Эмма была для него дороже всего на свете.

– Жилет из чистого шелка! – продолжал Эш. – Заодно заберите мою рубашку. – Сорвав с шеи платок, он начал расстегивать жилет. – Перламутровые пуговицы! Каждая стоит не меньше шиллинга.

Если бы потребовалось, он бы разделся донага и голым побежал по улицам Лондона – о рождественском бале у Уортингов судачили бы потом долгие годы, но он больше не думал о себе.

Эш снова вцепился в прутья решетки.

Его сокамерник закашлялся.

– А почем берешь за носки? – спросил он между приступами удушья.

Вдруг послышалось шарканье ног, приглушенный разговор со стражниками. Герцог прислушался. Слов было не разобрать, но он понял, что в коридоре о чем-то спорят. Вполголоса.

Один голос был женский.

Его сердце подскочило. Кто бы это мог быть? Эмма?

Вряд ли стоило надеяться, что она пришла сюда за ним, простив и его глупость, и его никчемность.

– Это не твоя леди, – заявил пропахший джином арестант.

Прав был беззубый пьянчуга. Эшбери вряд ли стоило надеяться.

По коридору застучали шаги. Множество шагов.

К решетке подбежала леди Пенелопа Кэмпион и вцепилась в прутья.

– Эш, успокойся. С кошкой все хорошо. Она у меня дома, угощается свежей рыбкой.

– Ради бога, Пенни! – К подруге подошла Александра Маунтбаттен. – Герцог волнуется вовсе не из-за кошки.

Действительно, благополучие кошки волновало Эшбери постольку-поскольку. Вот собственное заточение и неминуемое унижение, которое достанется Эмме на балу у Уортингов, лежало на его душе невыносимо тяжким грузом.

Появилась Никола.