Хотите быть герцогиней?

Когда все пуговицы были расстегнуты, он услышал ее тихий судорожный вздох. Выпростав руки из рукавов, Эмма сбросила одеяние на пол.

Иисусе…

– Я должна сделать признание, – сказала Эмма.

– Боги, я надеюсь, оно не будет долгим.

– Штанина не моя кошка. То есть она была ничейной до дня нашей свадьбы. Я нашла ее на улице. Учитывая характер нашего союза, мне требовалось что-то теплое и уютное, чтобы взять с собой в ваш дом. Живое создание, которое я могла бы приласкать, полюбить. – Она жалобно улыбнулась. – У этого зверя даже не было имени…

Эш не понимал, почему она стоит здесь, обнаженная, и болтает про кошку, но сетовать по этому поводу и не подумал.

– Ради всего святого, продолжайте!

Он подтянулся и сел на кровати, чтобы лучше ее видеть. Ее всю. Его взгляд задержался на ее сосках, отчетливо выделяющихся в полумраке на белой коже, на мягком закруглении талии, на широких бедрах. Наконец-то он увидел все эти соблазнительные женские округлости, которые так страстно ласкал.

Потом его взгляд достиг логической точки его устремления – темного треугольника между ног, этого сладкого потайного местечка, которое он так хорошо успел узнать.

Ее вкус он чувствовал даже на расстоянии.

– Из всех имен, что приходили мне в голову, – продолжала Эмма, – кошку можно было назвать Пуговицей или Рубашкой. И даже Жилеткой, но нет. Надо же было выпалить – Штанина! А знаете почему?

– Не знаю. С чего вы решили, что это может меня интересовать сейчас? – Как раз в этот момент он рассматривал ее бедра.

– Потому что именно туда я смотрела. На брюки. Точнее, на ваши брюки. Меня восхищало, как… – Она кашлянула. – Как тесно они на вас сидят.

Он поднял голову. Теперь ему стало интересно.

– Восхищало, – повторил он, не веря своим ушам.

– Да. Возможно, я даже вас хотела.

Эти слова все решили. Это не реальность – он спит и видит сон.

«Боже, сделай так, чтобы я никогда не проснулся».

– Вы безумно мне нравитесь. Физически. И нравились с самого начала. Вы правы, я все время на вас смотрела. – Она переступила через сброшенную на пол сорочку. – Это желание, плотоядная страсть. Я не стану притворяться или просить прощения. Никогда больше. – Она направилась к постели.

Эш вскочил на ноги, протестующе вытянув руку, чтобы ее задержать.

– Вы мне объяснили. Очень красочно. Теперь можете возвращаться к себе.

– Возвращаться к себе? И мы даже не… – Она в отчаянии взмахнула рукой, не договорив. – Но почему?

– Потому что сейчас я способен только на действия, несовместимые с понятиями общепринятой морали. А у вас, – махнул он рукой, передразнивая ее жест, – даже язык не повернется описать самую скромную из этих забав.

– Так нам и не нужно много разговаривать.

Отлично. Сейчас он ей покажет.

Обхватив здоровой рукой жену за талию, Эш приподнял ее и прижал к себе. Ткнул твердым членом ей в живот и стал тереться о ее наготу, от которой его отделяла только ткань его брюк.

– Чувствуете?

Она пискнула:

– Да.

– У меня есть темная сторона, Эмма. И это не имеет никакого отношения к шрамам. Вы понятия не имеете, что бы мне хотелось с вами сделать. Распластать вас на кровати, пронзить вашу влажную жаркую плоть, да так, чтобы вы потом несколько дней не могли ходить. И это только для начала.

Пространство между ними вспыхивало огненными искрами. Ее соски отвердели, прижимаясь к его груди, точно острия копий.

– Эта речь должна меня испугать? – Она задыхалась. – Но если таково ваше намерение, вы добились прямо противоположного.

Черт. Разумеется. Чего еще ему следовало ожидать. Все в его жизни оборачивалось против него.

Сначала тот снаряд на поле Ватерлоо. Потом брачный договор. Теперь вот жизнь с Эммой. Вопреки его намерениям устроить брак по расчету, эта женщина медленно забиралась к нему под кожу, со всеми его шрамами и рубцами, если не глубже.

Влюбленность – это очень опасно. Нужно остановиться. Если он ей это разрешит, судьба потом жестоко посмеется над ним. Его сердце разорвется, как от шрапнели, и он будет уничтожен изнутри так же, как и снаружи.

Эмма должна покинуть его спальню незамедлительно. И нужно будет запереться, отъединиться от нее всеми возможными способами.

Он сделал последнюю попытку, его голос был суров и непреклонен:

– Уходите. Сейчас же. Прежде чем я употреблю вас так, как вы себе не можете даже вообразить.

Она подняла на него глаза, прикусив нижнюю губу.

– Меня нельзя употребить, если я сама того не пожелаю.

И он уступил. Его охватило жестокое вожделение, в котором тонули все прочие чувства, намерения и мысли. Она постелила постель и теперь заплатит за это – шестью разными способами. Завтра слуги уберут ошметки, которые от нее останутся.

– Не говорите, что я вас не предупреждал.

Глава 17

Эмма едва успела отдышаться, а он схватил ее и повалил на постель спиной на прикроватный столбик. Его руки бесцеремонно сжали и приподняли ее ягодицы. Он смотрел ей прямо в глаза. Может, он ее поцелует?

Надеясь на поцелуй, Эмма закрыла глаза. Она отчаянно жаждала снова ощутить его губы на своих губах. С какой страстью она могла бы вернуть ему поцелуй.