Морав-Хорт, завидев русов издали (насколько это было возможно в толпе), старался уйти с их пути – вдруг узнают. После побега из родной тверди ему совсем не хотелось общаться накоротке с кем бы то ни было, а тем более – с соплеменниками. Он все еще переживал из-за своего поступка, потому что волхвы могли объявить его изгоем, отверженным, что для руса было самым страшным наказанием, горше смерти.
Но он понимал, что иного выхода ему просто не оставили. Сдаться на милость Гардара, этого ничтожества, было выше его душевных сил. Тем более что новоиспеченный вождь творил беззаконие и почти никто этому не препятствовал. Все заслуги Морава перед жителями городища оказались попраны кичливым отпрыском Яролада. Будь он жив, Морав смирился бы с любым его решением, потому что Яролад завоевал право называться вождем своим умом и разящим мечом. Многие годы русы не знали поражений под его предводительством.
– Рус, купи хаукарль! – раздался над ухом истошный вопль, который перекрыл шум торжища, и Морав невольно вздрогнул. – Большей вкуснятины ты еще не едал!
Торговец в кожаном фартуке, забрызганном рыбьей кровью, щерился в беззубой улыбке и протягивал ему кусок вяленого акульего мяса. Однажды Морав имел возможность попробовать этот «деликатес», когда отец вернулся с очередного похода. Сигурд и мать Рунгерд обожали хаукарль. Тогда-то Морав и узнал, как его готовят.
Сама акула считалась ядовитой, и акулье мясо можно было есть только после сложной обработки. Ее помещали в яму с песком вперемешку с гравием, засыпали, а сверху укладывали тяжелые камни, чтобы из акулы выходила ядовитая жидкость. Там она лежала, заквашиваясь, около трех месяцев. Затем мясо разрезали на полосы и подвешивали для сушки. Образовавшуюся корку на полосках, прежде чем подать акулье мясо к столу, обычно удаляли, потому как она была горькой.
– Я не голоден, – вежливо ответил Морав и поторопился миновать торговца хаукарлем, потому что вонь возле него стояла невыносимая.
– Эль, кому эль, превосходный старый эль, настоянный на целебных травах Исланда! – орал другой торговец, стоя над корчагой с густым вареным пивом.
Судя по его пунцовой роже, он постоянно прикладывался к деревянной кружке с элем, а оттого был весел и кричал так, будто его резали. Мораву было известно, что выдержанный старый эль довольно крепкий, поэтому состояние торговца не вызывало удивления, даже при всем том, что к хмельному он был привычен.
– Кому овечий желудок с кровью, поджаренный в масле с медом! – зазывал третий торговец.
Эта еда называлась слатур. Ее придумали жителями Исланда – Страны Льдов. Слатур тоже был знаком Мораву, потому что иногда его готовила мать. И он Мораву нравился, хотя слатур больше предназначался отцу. Мать смешивала овечью кровь, нарезанные маленькими кусочками внутренности овцы, добавляла в смесь мелко нарезанный лук, дробленый орех, острые приправы, соль, а также особый вид мха и различные целебные травы и растения, перетирая их до состояния кашицы, и укладывала этот фарш в мешочек из почищенного изнутри овечьего желудка, края которого она сшивала деревянной иглой. Но жарила мать свое произведение не на коровьем масле, а на медвежьем жиру. Слатур (или «живая колбаса», как еще называли эту еду) считался возбуждающим средством, и викинги верили, что мужчины, отведавшие его, становятся в постели более резвыми.
В тверди русы не разводили овец; собственно, как и других домашних птиц и животных, за исключением кур и немногочисленных лошадей. Всю домашнюю живность, в том числе и племенных жеребцов, покупали осенью, на больших торгах, у окрестных племен, или привозили по морю от данов и свеев в специально оборудованных стругах.
Морав постарался как можно быстрее пройти участок торжища, где продавали еду, хотя в толчее это было непросто. Кое-где дымились костры, и горячая пища привлекала к себе вкусными запахами. Очаги были сооружены на скорую руку, котлы не помнили, когда их последний раз мыли и отскребали от копоти, тем не менее голодный люд не обращал внимания на такие мелочи.
Конечно, разные похлебки едали в основном малосостоятельные викинги. Для них были предназначены и вареные бараньи головы. Но больше и покупатели, и проголодавшиеся торговцы налегали на рыбу, запеченную на вертеле, и на сельдь в разных видах – соленую, вяленую, маринованную и квашеную. Они пожирали ее вместе с хрустящими ячменными лепешками с таким аппетитом, что даже у Морава потекли слюнки, хотя после сытного завтрака у Горма есть ему совершенно не хотелось.