Хороший сын

Сажусь на траву рядом с бежево-коричневыми цветочками-медоносами. На вид никакие, но пчелы их любят. Несколько цветочков кладу в банку, чтобы пчеле было чем питаться. Я пчелу обижать не собираюсь. Буду о ней заботиться. Уже проковырял в крышке дырку ножом, чтобы ей было чем дышать.

Пчел вокруг море. Смотрю на одну, большую и толстую, которая перелетает с цветка на цветок. Поняла, что я ее заметил, поэтому я отвернулся — мне, мол, до тебя никакого дела. Ты только сядь вон туда. Банку я держу от себя подальше, на случай, если промахнусь. Главное, чтобы не укусила. Джимми Карвил рассказывал, что его один раз укусила пчела и у него распухла башка. Пришлось делать операцию, а то голова бы лопнула. Факт!

Бросок. Поймал ее в банку. Пчела громко жужжит, совсем офонарела. Аккуратно подсовываю под банку крышку, поднимаю, быстро завинчиваю крышку. Когда здоровенная пчела ударяется о стекло, банка вздрагивает. Однажды один парень ходил у нас по улице с банкой, в которой сидело шесть пчел. Вблизи шесть пчел в стеклянной банке жужжали так, что меня замутило. Было ясно, как их злит, что они в ловушке, что им там тесно вместе. Было понятно: рано или поздно они друг друга поубивают.

Ставлю банку рядом с распятием, раскладываю вокруг одуванчики.

— Ну вот, Киллер. Хорошо, да? — Он не отвечает. — Будет тебе компания, пока меня нет. Давай ее как-нибудь назовем. Пчела Билли? — Нет, Билли нельзя, только протов зовут Билли. — Подумаем, ладно?

Срываю травинку. Острые края. Как у меча. Вот если бы я был супер-героем, это было бы мое оружие. И никто бы этого не знал. «К бою!» говорил бы я. Злодеи бы смеялись, когда я ее вытаскивал. А я бы смотрел, как у них вытягиваются физиономии, когда травинка превращается в мой специальный меч, которым можно рассечь что угодно. Впрочем, мечами уже давно никто не пользуется. Пользуются огнестрельным оружием. Я мог бы вступить в ИРА и научиться стрелять.

Интересно, может, и нашего Пэдди обучают в каком-нибудь тайном специальном лагере в Армаге? Если я вступлю в ИРА, я смогу пойти в их тир и пострелять в картонных бритов. Мне очень понравится. И получаться будет хорошо. Некоторые вещи про себя знаешь заранее.

Живи я в Америке, мне бы даже не пришлось для этого вступать в ИРА. Я просто пошел бы на ярмарку, как в филимах. В Америке все есть. Вы только представьте. Заплатил в тире — и стреляй себе, сколько влезет.

Когда я приеду в Америку, я пойду работать на ярмарку, чтобы можно было стрелять по ночам, когда посетители уйдут. Я здорово наловчусь, и владелец тира скажет:

— Эй, Микки, никогда я еще не видел, чтобы кто так метко стрелял — провалиться мне на этом месте! Сколько живу, ни разочка не видел. Опа-на, здорово!

А потом он приведет специального мужика, чтобы тот посмотрел, как я стреляю. И мужик скажет:

— Хочу включить тебя в состав олимпийской сборной.

А я скажу:

— Да без проблем, мистер, только я буду стрелять не за Америку, а за Ирландию.

А он скажет:

— Ну и ладно, нельзя же, чтобы такой талант пропадал, а кроме того, мы очень любим ирландцев, так их и растак.

И я завоюю для Ирландии первую золотую олимпийскую медаль. Про меня снимут филим. Особенно, если я в последний момент упаду без сознания, потому что на самом деле смертельно болен. Всем страшно понравится филим про мальчика — олимпийского чемпиона, который болел раком и умер, когда всадил последнюю победную пулю прямо в сердце картонному человечку.

Когда я попаду в Америку.

— Ой, прости, Киллер, опять я ворон считаю. Я скоро опять приду. Я люблю тебя. Аминь.

Встаю, иду в сторону старой фабрики. Раньше я думал, что на яичной фабрике куча куриц и все они несут яйца, но потом мне кто-то сказал, что яйца сюда привозят, а на фабрике их просто упаковывают в коробки. Но как вы привезете яйца на яичную фабрику, кроме как уже в коробках? Готовый сюжет для «Загадочного мира» Артура Кларка.

Иду к дыре в стене фабрики — раньше там было окно. Через дыру можно заглянуть внутрь. Мне и на Яичное-то ходить не разрешают, а в здание старой фабрики — вообще ни под каким видом. Залезаю внутрь, спотыкаюсь на кирпичах. Воняет разломанной стеной, мочой и клеем.

Шум. Замираю. Призрак? Я слышал, что тут водятся привидения. Пробираюсь чуть дальше в помещение, по обломкам упавшего потолка — прямо как персонаж филима, которому хочется крикнуть: «Не лезь туда!» В задней стене пробита дыра. Через нее видно далеко вперед. Вообще-то там темно, но с крыши попадали некоторые куски шифера, сквозь них полосками падает свет — такой же, какой прорывается через облака на церковных картинах с изображением Небес.

Клей нюхают. По запаху понял. Три тени на сломанной стене приобретают форму. Две девчонки и парень. Парень и девчонка в короткой пышной юбке целуются. У другой девчонки на лице полиэтиленовый пакет. Даже через него воняет омерзительно. Наверное, от нюханья с тобой происходит что-то совершенно замечательное, иначе зачем это терпеть? Про нюхальщиков говорят, что они идиоты, но их это не останавливает. Наверное, когда ты понюхал клея, тебе уже все равно, как тебя обзывают.