Хороший сын

Веди меня – вот какое послание исходит от меня в мир. Поэтому и не спрашиваю о деталях поездки, поэтому не удивляюсь, что Леннокс заказал еду на нас обоих, – хотя нет, этому удивляюсь. Он заказал нам одно и то же, равиоли и салат, может быть, ему нравится симметрия во всем; раньше я этого не замечал, но люди же меняются. Веди меня и заказывай за меня. Мне стыдно, но это нестрашно, к стыду я привык. Я знаю свое место, представить только, если бы я взял с собой Леннокса, не рассказав ему подробно, куда мы едем и что мы будем делать, когда наконец доедем, – это просто невозможно. Так что давайте придерживаться достоверного сценария: я сижу напротив Леннокса за ужином в итальянском ресторане и Леннокс главный. Расположились мы у окна, и, подняв голову, я вижу узкую темную улицу, едва освещенную несколькими старомодными фонарями.

Один из домов на той стороне улицы выкрашен зеленой флуоресцентной краской, от него исходит красивое теплое свечение, как от ручки настройки у старинных ламповых радиоприемников. Вообще-то, мне достаточно просто смотреть. Ведите меня куда угодно, главное, чтобы мне можно было все рассматривать, хочется сказать это кому-нибудь, но никого нет. Ну, есть эти поедающие пиццу христиане, но с ними я не знаком, и есть еще Леннокс, но его я сорок лет не видел, а с этим новым носом он все-таки как будто не совсем он. Мне не хватает Коленбрандера – это я знаю наверняка – но к нему уже не попасть. Лет через пять после того, как я в последний раз сидел у него в кабинете лицом к лицу, я увидел в газете объявление о его смерти, сейчас уже почти тридцать лет прошло. Он не был всемогущим Господом, но ошибочно считать, что нам нужен всемогущий Господь, чтобы прощать наши грехи, нам нужен бог, который бы был на нашей стороне и просто разгонял наши грехи руками, маленький такой бог, да просто человек, и им-то и был Коленбрандер. Хочу, чтобы он жил в этом светящемся зеленом доме через дорогу, а я бы встал, перешел улицу и позвонил в дверь, а он бы открыл, а лучше даже не он сам, и я бы прошел в гостиную, большую, просторную и освещенную двумя красивыми напольными лампами в правильных местах, Коленбрандер бы сложил газету или закрыл журнал, встал и пожал мне руку и спросил бы, как у меня дела; всеведущим ему быть не обязательно, об этом я только что говорил, не нужно этого всего, главное, чтобы он был на моей стороне, не заставляя меня, чтобы я был на его стороне: эта постоянная потребность в пропорциональности, в том, чтобы идти друг другу навстречу, этого тоже не нужно; если хочешь, чтобы тебя вели, самому вести не надо, никто не попросит этого от тебя. Может, Леннокс – это бог, на милость которого я сдался? А как же тогда Бонзо? Не надо о нем забывать; как только я спрошу, чем мы занимаемся, речь пойдет о Бонзо, который до того, как стать Бонзо, был Де Мейстером. Де Мейстер был нашим общим богом, он всем показал, как надо, когда, стоя перед окном общежития, схватил за бедра Е5.