Кажется, это противоречит тому настроению, которое вызвало ваше предыдущее воспоминание, господин. Это скорее трогательно, нежели горько. Как же тогда научиться понимать людей? Я вижу, как они ходят и ездят, они все похожи друг на друга, но если копнуть, оказывается, что они все такие
Да, это действительно невозможно.
Так что я даже не знаю. Получается, ваш отец двадцать лет ждал вашу мать на том свете, а она тем временем надеялась, что они друг друга не узнают.
Если отец смог найти себе библиотеку, где можно читать книги о Второй мировой войне, и кто-нибудь регулярно приносит ему чашку кофе, то мне кажется, ему нечего больше желать.
А чем на том свете занимается ваша мать?
Она вернулась в свои шестнадцать лет и катается на коньках с друзьями и подругами на Флите[31].
Звучит прямо как идиллия, господин. Мы ведь о том свете рассуждаем, который разделен на ад и рай?
Да, говоря об аде, я немного сгущаю краски, мать его страшно боялась. И я в детстве тоже.
Мы с вами о нем целую песню сочинили, господин.
Точно. Однажды мать вернулась домой, она ходила к подруге из церкви пить кофе, и эта подруга только что прочитала книгу об околосмертных переживаниях. Мать пересказывала, что один человек оказался в какой-то местности, где вдалеке находился рай, но перед ним было большое озеро огня, и некоторые из тех, кто только что умер, чувствовали себя настолько виноватыми и недостойными, что сами бросались в это озеро. Мы с сестрой были уже подростками, и хоть в Бога еще верили, но в рай и ад уже нет, так что мы только посмеялись.
А отец?
Он тоже не особо впечатлился. Он вообще был человек не очень эмоциональный, подумал, наверное: сам бы я все-таки сходил сначала к вратам рая, может, и пустили бы, а броситься в огонь всегда успеется.
Мне это тоже представляется разумной тактикой в данном случае.
Мать в те годы была со своим страхом ада один на один. У нее был очень тяжелый климакс, несколько лет она пролежала в постели, думая, что у нее что-то с сердцем, боялась умереть, иногда она вылезала из кровати, чтобы приготовить ужин, а иногда нет. Вечером она, бывало, приходила посидеть у меня на кровати, мне было лет двенадцать-тринадцать, в кулаке у нее был зажат мятый мокрый платок. Мама еще долго-долго хочет быть с вами, говорила она тогда, но я знал, что она не наше общество опасается утратить, а просто боится умереть. Оставаться с нами – это была цена, которую она более чем готова была платить. Позднее я понял, что ее в то время мучила сильнейшая депрессия. Она обратилась к гомеопату, но те горошки, что он ей прописывал, не помогали. Иногда я приходил посидеть у ее кровати, чтобы составить ей компанию, и давал ей размятый банан и свежевыжатый апельсиновый сок, это она хотя бы ела.
А сейчас ей шестнадцать, и она катается с подругами и друзьями по Флиту на коньках. Вам больше нравится верить в потустороннюю жизнь без ада.
Я вообще не верю в потустороннюю жизнь. Но картинка красивая, и мне бы хотелось, чтобы у нее было так. Она часто об этом рассказывала: длинная вереница детей едет по льду, и она самая первая, а парень, который едет вторым, положив ей руки на бедра, вдруг очень громко кричит: налево! – и она тогда поворачивает налево, и за ней вся вереница.
И этот парень потом станет вашим отцом.
Нет, они тогда еще не были знакомы.
А, вот почему у нее такой рай, господин, теперь понятно. И так они до сих пор там и катаются, все вместе.
Мне нравится думать, что это так. Вода застыла крепким льдом, щеки красные, глаза блестят, варежки, шапки, облачка пара изо рта, все свежо, все холодное, как лед, как можно дальше от огня.
Наверное, я немного поспал. Точно поспал. Мы все еще едем по шоссе, но ландшафт изменился. Он стал более пыльным, каменистым, каким-то желтым, рельефа прибавилось, вдали там и сям деревушки, состоящие из сбившихся в кучу домиков вокруг холма с колокольней посередине. Хоть почти ничего и не разглядеть, все равно сразу понятно, что все эти дома и колокольни тоже старые и разваливающиеся.
Добро пожаловать обратно, господин.
Спасибо.
БЗЗЗТ. БЗЗТ. БЗЗТ. Части кресла немного перемещаются по отношению друг к другу.
Все-таки мне кое-что не дает покоя, господин.
И что же это?
Как может быть, что образ вашей молодой будущей матери на коньках вас успокаивает, если, уж позвольте, сами вы в загробную жизнь не верите?
В этом сила историй, сила воображения, хочу я сказать, но не говорю, иначе получается похоже на то, что я пропагандирую чтение книг, ценность литературы, а мне всегда хотелось держаться от этого в стороне. Но это был бы достойный ответ.
Это дешевое утешение, говорю я.
Этот ответ еще достойнее.
Дешевое, господин?