Холоп-ополченец. Часть II

Давно Степка не видал Михайлы. Да и неохота ему была. После разговора в Кинешме в обиде Степка был на него. Как старался для него, а он… Ну, все-таки поздоровались они, и как узнал Степка, что у Михайлы к князю Пожарскому дело, пошел спросить и скоро вернулся, сказал, что ждет его князь.

Князь Пожарский ласково встретил Михайлу. А когда Михайла рассказал, с чем он пришел, Пожарский очень его благодарил.

– Ведь вот, – сказал он, – и моя усадьба там по близости была, а не знал я про тот ход. Видно, еще до меня, при Иване Грозном, прокопан был. Я-то мальчишкой еще тогда был, а слыхал, что Грозный царь любил тайные ходы проделывать, чтоб мог он ненароком из Кремля выбраться – поглядеть, что по-за стенами делается. А нам то на руку. Ляхи, стало быть, не нашли. Можем мы ночью прямо на Красную площадь пробраться и оттуда Кремль обстрелять ядрами. Верно сказывал Козьма Миныч – молодец, мол, Михайла. Вот, как возьмем Москву, мы тебя щедро наградим. Сказывал мне Козьма Миныч – воли ты домогаешься. Пять лет за нее бился. Заслужил. Вот мы и выкупим тебя у твоего князя Воротынского. Рад будешь, небось, Михайла?

– Спасибо на добром слове, милостивый князь, – сказал Михайла. – Только почто ж выкупать-то, казну тратить? Ведь как ляхов прогоним да царя нового русский народ выберет, царь перво-наперво волю холопам даст. Вор Дмитрий, и тот обещался, а праведный православный царь, ведомо, даст. Сколько за него да за веру хрестьянскую холопы крови своей пролили!

Князь Пожарский с удивлением посмотрел на Михайлу.

– Что ты, Михайла, перекрестись, – сказал он, кто это тебе ересь такую в голову вбил? Как это можно, чтобы всем холопам волю дать? А как же бояре-то? Не самим же им землю пахать? Те думы бросить надо, Михайла. Самой что ни есть глупостью выдумал ты то. Никогда новый царь того не сделает.

Михайла хотел возразить князю, но слова не шли у него с языка, он только широко раскрытыми глазами смотрел на Пожарского, точно не понимая, что тот говорит.

– Ты сам рассуди, – продолжал уговаривать его князь. – Как же государство будет стоять без холопов? Не бывает того. По всем державам, не у нас одних, мужики землю пашут и помещикам служат, а те государю службу отбывают. На том весь свет держится… Да ты не кручинься, тебя-то мы выкупим. Наше слово твердо.

Михайла стоял перед князем, как оглушенный, плохо слушая его рассуждения. Вон они как! И помышлять не велят, чтобы холопам воля была. Он постоял еще немного, не говоря ни слова, потом повернулся и вышел из палатки. А ведь как за русскую землю бьется тот князь Пожарский. Жизни не жалеет – думал Михайла. – Так я полагал, что справедливый человек… А он, вишь, холопов и за людей не считает. Одно слово – боярин!

Михайла вспомнил, как Гаврилыч уговаривал его не верить московским царям. А он всё на Болотникова слался; вот де тот верил Дмитрию Иванычу. Нет, верно, зря и Болотников верил, обошел его Дмитрий Иваныч. Вон Пожарский же говорит, что ни один царь не даст холопам воли. Почему-то Михайла сразу поверил Пожарскому. Что же ему-то, Михайле, делать? Никогда не было ему так тяжело на сердце.

То, что Пожарский сулил выкупить его у Воротынского, не радовало Михайлу. Не о такой воле он помышлял. Он будет вольный, а кругом все холопы. Какая это радость? Еще кабы Марфуша с ним была, – может, ради нее он бы и польстился. А так – один – нет, не по нем то. Не убили его ляхи проклятые. Самое бы лучшее. Да не берет его смерть. Вот только выкурят ляхов из Кремля, очистится Москва от их духа поганого, он тотчас и уйдет куда глаза глядят.

IV

В Кремле уже стали тем временем есть человечье мясо. Двадцать пятого сентября Пожарский написал полковникам Стравинскому и Будиле, ротмистрам и всему засевшему в Кремле рыцарству, предлагая им сдаться и обещая сохранить им жизнь.

«Ведомо нам, – писал он, – что вы, сидя в осаде, терпите страшный голод и великую нужду и со дня на день ожидаете своей погибели. Вас укрепляют в этом Николай Струев и московские изменники, Федька Андронов, Ивашка, Олешко. Хотя Струев ободряет вас прибытием гетмана, но вы видите, что он не может вас выручить. Вы сами видели, как гетман пришел и с каким бесчестьем и страхом он ушел. А тогда еще не все наши войска прибыли… Сами вы знаете, случилось все неправдой короля Сигизмунда вопреки присяге. Вам бы в этой неправде не погубить своих душ и не терпеть за нее такой нужды и голода. Берегите себя и присылайте к нам ответ без замедления. Ваши головы и жизнь будут сохранены. Я возьму это на свою душу и упрошу всех ратных людей. Которые из вас пожелают возвратиться на свою землю, тех пустят без всякой зацепи».