Холод и яд

Родители приказывали вернуться на место. Разумеется, тщетно. Фил хлопнул дверью и застыл у щели, прислушиваясь к родительским голосам. Они что-то обсуждали на повышенных тонах: ругались, видимо, о правильном воспитании сына. Голова прошла. Фил подъехал к компьютеру и запустил одну из недавно подаренных Артёмом игр-бродилок: с учёбой и драками он совершенно ничего не успевал проходить. Прошло минут пятнадцать, прежде чем хлопнула дверь. Если бы в этот момент не происходило сохранение, Фил бы и не заметил ничего, а так дёрнулся и, краем глаза уловив силуэт отца, сделал звук тише.

– Ты зачем мать обижаешь? – хрипло начал отец с порога. – Она тебя носила под сердцем девять месяцев! Растила! Заботилась! А ты подонком становишься!

Фил качнул головой, поморщился, когда в него выстрелили, сердито покликал мышкой, восстанавливая здоровье.

– Что за неуважение к родителям?! – в мгновение отец сорвал наушники и рывком развернул стул к себе.

Фил, скрестив руки на груди, посмотрел на отца исподлобья. В его холодных серо-голубых глазах читалось какое-то презрение. Фил пригладил волосы и, растягивая звуки, протянул:

– Внимательно…

– Ты кем себя возомнил, а?! – отец опять кричал, а Фил похрустывал суставами пальцев. – Ты кто вообще такой, чтобы матери указывать, как делать?! Кто тебе давал право дерзить?! Мать ночей не спала, когда ты маленьким был! Всё для тебя делала! Спорт, музыка, шахматы, лучшая школа – всё, всё, чтобы ты ни в чём не нуждался! Да мы тебе последнее готовы были отдать! А ты…

Фил, дерзко вздёрнув подбородок, холодно и равнодушно произнёс:

– Хватит. Поздно меня уже воспитывать, всё. Я вырос. Без те-бя!

Отец грозно сдвинул брови к переносице:

– Ты тон-то поубавь. Взрослым себя почувствовал?! Так ты на деле докажи. Рита, вон…

– Да сколько можно повторять?! Я не Ритка! – Фил поднялся, крутанул кресло и задвинул его за стол. – Никогда не был ею, не буду! Хоть режь меня, хоть стреляй! Я всю жизнь, всю жизнь пытался и вашим, и нашим. И вам угодить, и себе не нагадить! Мне это уже вот где, – Фил показательно ткнул ребром ладони в сонную артерию. – На-до-е-ло!

Отец окинул сына быстрым взглядом, полным разочарования:

– Гадёныш ты неблагодарный. Мы для тебя всё…

Фил шумно выдохнул, высоко подняв брови:

– Для меня? Или для себя? Я не хотел ни на скрипку, ни на бокс на профессиональном уровне. За него, конечно, спасибо. Но не за паршивого тренера! Так какого фига, а?! – Фил усмехнулся. – Да потому что так все делают. Вы смотрели на успехи чужих детей и хотели, чтобы точно так же было у меня. Вернее, у вас! Чтобы вы могли хвастаться. Вы ни разу не спросили, чего хочу я? Куда хочу я? Вы делали то, что делают все! Хотя не-ет! Бывают родители, которые прислушиваются к своим детям. Я… В кино такое видел.

Отец сдавленно кашлянул, заложил руки за спину и задумчиво посмотрел в окно, а потом тихо и как будто обречённо заключил:

– Идиот. Мы из тебя человека сделать пытались! И до сих пор пытаемся!

Фил посмотрел на пол, сдавленно хохотнув, потом исподлобья глянул на отца с издевательским кривым оскалом:

– А получился полуподлец-полуневежда! Да?

Выражение лица отца осталось непроницаемым. Он долго сверлил сына взглядом, а потом покачал головой. Фил не мог объяснить, в какой момент он ощутил, что между ним и родителями такая глубокая пропасть. Не мог понять, когда вдруг он понял, что никогда не придёт к отцу за советом, никогда не решится обнять мать и чмокнуть её в щёку, как это раньше делал Артемон. Не мог назвать ту точку, с которой всё началось. Просто как будто однажды они проснулись совершенно чужими друг другу. У отца на уме были акции, филиалы, у матери – оценки, этикет. И никто из них не спрашивал, что было на уме у сына. Просто давали ему деньги и пытались распоряжаться его судьбой.

Фил тряхнул головой и озвучил неприятную догадку, которая второй год крутилась на языке:

– Не, ну скажи правду: я для вас же не личность. А так – очередной проект, в который можно удачно вложиться!

– Щ-щенок, – зрачки отца сузились.

Краем глаза Фил уловил резкое движение слева и успел перехватить кулак отца у самой щеки. Пальцы рефлекторно сдавили болевые точки на запястье, часто-часто под кожей загрохотал отцовский пульс. Отец скривился не то от негодования, не то от боли, и сощурил потемневшие глаза. Фил, тяжело дыша, вскинул голову и с вызовом встретил колючий взгляд. Фил качнул головой и осклабился:

– Не надо, отец. Не доводи до греха. Я уже не мальчик.

Отец вырвал руку из хватки сына и, заложив ладони в карманы, скользнул по его фигуре оценивающим взглядом:

– Языком молоть все горазды. А ты на деле докажи. А не можешь – так прекрати брыкаться и сделай так, как говорим тебе мы с матерью.

Фил приподнял одну бровь:

– А вы меня часто слышите? Я весь грёбанный вечер пытаюсь вам сказать, что у меня, мать его, проблемы! Из-за вас у меня вся жизнь через жопу: друг в тюрьме, Варька игнорит, я не знаю, к кому идти! Дело заводят на вас, а закрывают моего друга! Единственного друга! А у вас на уме только деньги да оценки! У меня ещё жизнь вообще-то есть!